стала историей рыцаря, который сражался с врагами и был последним из оставшихся в живых. Он умер от смертельной раны сразу после того, как погибли остальные.
Джим смутно помнил, что он еще что-то пел. На этом его воспоминания обрывались. Каким-то образом он добрался до места, где находился сейчас. Выплыв из мрака беспокойного сна, он ощутил дикую головную боль и чувство, что выбрался в сей мир только для того, чтобы умереть. Понемногу он начал осознавать, что находится в своей комнате.
Он очнулся на собственном матрасе, на полу; рядом лежал лист белой бумаги, исписанный, как ему показалось, рукой Энджи. Но сейчас Джим был не в состоянии читать. Он с трудом поднялся, нетвердым шагом доплелся до стола, нашел кувшин с водой и почти осушил его. Затем свалился на стул.
Ему очень хотелось вновь заснуть, но сон не шел. Джиму было слишком скверно, чтобы спать. Горькая ирония, думал он с чувством глубокой скорби. Как правило, у него не бывало похмелья. Но обычно он не напивался. Вероятно, в прошлую ночь он опьянел внезапно.
Он вспомнил, как страдал с похмелья после одного неосторожного вечера. Он вышел в поисках сэра Брайена и Джона Чендоса, которые отправились осматривать Оглоеда, так называли его боевого коня.
Брайен и Чендос выпивали и с веселой усмешкой заставили Джима опохмелиться, — он осушил большой кубок вина. Он едва сумел проглотить его и сейчас вспомнил, что тогда это помогло. Джим взглянул на стоявший перед ним на столе кувшин с вином и содрогнулся.
Нет, жизнь явно не удалась. Ему захотелось стать отшельником и сесть на хлеб и воду. Ему требовалась помощь.
Джим поглядел на гобелен, скрывающий вход в соседнюю комнату.
— Энджи! — прохрипел он.
Из соседней комнаты не донеслось ни звука. Энджи не явилась на зов. Джим позвал еще раз — тишина. Он с трудом наклонился, подобрал лежавший на матрасе листок бумаги, протер глаза и начал читать:
«Джим, если ты будешь таким же в следующие ночи, лучше попросись на ночлег к Брайену. Никто, кроме Роберта, не спал после твоего возвращения. Когда мы умудрялись задремать, ты опять начинал храпеть, и мы просыпались. Я никогда не слышала, чтобы ты так храпел за всю нашу совместную жизнь. Наш милый малыш каким-то образом умудрялся спокойно спать. Но все остальные совершенно измучены, и Геронда была настолько добра, что позволила нам поспать в своей комнате, поскольку ее не будет дома весь день.
Если тебе что-нибудь понадобится, ты можешь послать за всем необходимым часового. Я вернусь переодеться к обеду за час до полудня. Если будешь свободен, увидимся.
Мне очень неприятно, Джим, но ты действительно храпел. Если бы тебе пришлось слушать себя всю ночь, ты не смог бы подняться утром.
С любовью, Энджи».
Письмо выпало из руки Джима. В дверь поскреблись. От шума Джим закрыл глаза.
— Кто там? — спросил он, и боль пронзила его виски. Дверь со скрипом отворилась, и в комнату просунул свою голову часовой.
— Здесь сэр Жиль, милорд. Он приходил уже несколько раз, но не хотел беспокоить. Может он войти?
— Кто? Жиль?
— Да-да. — Усилия, которые Джим тратил на произнесение каждого слова, сопровождались приступами головной боли. — Пусть войдет.
Дверь отворилась, и появился Жиль, неся в руках большую оловянную бутыль, прикрытую зеленым лоскутом. Он тихонько подошел к столу и заботливо поставил бутыль.
— Садись, — сказал Джим, вспомнив о вежливости.
Жиль сел. За исключением руки, которая еще висела на повязке, он выглядел прекрасно, но слегка озабоченно.
— Вчера мы довольно поздно разошлись. — Жиль старательно подбирал слова, с интересом разглядывая беленую стену комнаты и избегая смотреть Джиму в глаза.
Перед Джимом возникла дилемма, что менее мучительно: просто кивнуть или сказать «да»?
— Да, — произнес он. Выбор его оказался неверен. Говорить было гораздо мучительнее.
— Все только и говорят о том, как было хорошо и какая честь поговорить с тобой. — Жиль серьезно посмотрел на Джима. Многие озабочены тем, что ты перетрудился гм… и не смог закончить песню. Ты нуждался в небольшой помощи, чтобы покинуть зал. Леди Анджела объяснила нам сегодня утром, что вчера у тебя был тяжелый день, ты занимался своими магическими делами, и теперь тебе нужно отдыхать не меньше двадцати часов. Все понимают, что тебе нужен отдых, и желают, чтобы ты скорее восстановил здоровье.
— О, — храбро высказался Джим, не обращая внимания на головную боль. Конечно, рыцарь не имеет права выказать слабость и теоретически никогда не бывает настолько пьян, чтобы ему помогали выйти из комнаты, но только теоретически; подобное случалось почти ежедневно. Ситуация напоминала сказку «Новый наряд короля», — Очень мило с их стороны. Я буду в полном порядке через двадцать четыре часа.
— Чрезвычайно рад это слышать! — заявил сэр Жиль таким честным голосом, будто действительно верил, что Джим вчера всего лишь перетрудился. Перед тем как взглянуть на Джима, он отвел глаза в сторону. — Кстати, я подумал, что тебе не помешает настойка, известная в нашей семье как великолепное средство для излечения усталости, от которой ты так страдаешь.
Он показал на бутыль, прикрытую зеленым лоскутом.
— Выпей это залпом, останавливаться нельзя, это может быть смертельно. Напиток поможет от переутомления.
Он развязал стягивающую горлышко веревку и, не снимая лоскута, протянул бутыль Джиму. Джим с подозрением оглядел ее.
Без сомнения, один из ядовитых отваров, распространенных под названием лекарств. С другой стороны, возможно, это народное средство, которое действительно помогает. В его состоянии обрадуешься почти любому лекарству. Но тут Джим внезапно вспомнил, что стоит перед дилеммой.
Будучи рыцарем, он не мог признать, что напился в стельку, а следовательно, не мог показать, что страдает от похмелья. Официально он мог быть только переутомлен, на чем деликатно настаивал Жиль. В то же время из соображений вежливости рыцарь не смел отказаться от лекарства для восстановления сил, которое ему принес близкий друг.
Джим смотрел на бутыль целую минуту. Впрочем, выбора не было. Он зажал нос одной рукой, снял зеленый лоскут другой схватил бутыль и вылил содержимое себе в горло, отчаянно стремясь проглотить как можно скорее.
— Ну вот, — сказал Жиль, глядя, как Джим целую вечность сидит неподвижно. — Теперь тебе, наверняка, гораздо лучше, Джеймс.
— Ххрррллп! — прохрипел Джим, стараясь захватить побольше воздуха. — Воды!
Жиль взял со стола бутыль с водой, вытащил пробку и заглянул внутрь.
— Здесь очень мало…— с сомнением начал он, но Джим, отбросив в сторону все приличия, выхватил бутыль из его рук и осушил единым глотком. Он сунул пустой бутыль в руки Жиля, указал свободной рукой на дверь и, задыхаясь, промолвил:
— Еще!
Жиль на минуту уставился на друга, затем встал с бутылью в руке и открыл дверь.
— Немедленно налей сюда воды! — велел он часовому.
— Но, сэр Жиль, — возразил тот, — мне нельзя отлучаться…
— Комната рядом…— как можно громче просипел Джим из-за спины Жиля, в отчаянии указывая на гобелен.
— Посмотри в соседней комнате, болван! — приказал Жиль часовому.
— Слушаюсь, сэр Жиль.
Часовой схватил бутыль и пробежал мимо Джима за гобелен. Последовала тишина, а затем послышался звук мучительно медленно текущей, осторожно переливаемой из одного сосуда в другой воды. Все завершилось бульканьем, свидетельствовавшим, что бутыль переполнена. Часовой торжественно подал
