— Слушай, мы же с тобой все отрепетировали… Как же…
— Ну откуда я знал, что эта бесстыжица сиськи свои народу честному показывать будет? И Элине?
— В театре?
— Ага. И чем, спрашивается, стриптиз уступает театру? Там тоже сиськи показывают! — бесился Тигран.
— Кхм… Ну, что я могу тебе сказать… — затруднился с ответом Диланян.
— В стриптизе хотя бы при всем народе не делают вид, что трахают кого-то!
— Ладно, хрен с этим… Ты зачем им всем предложил в туалет-то сходить в театре?
— Ну, мне ее жалко стало… Я делал шаг, и меня мучила мысль, что она ходит и испытывает императивный позыв… Бог мне не простил бы, если бы я не предложил…
— Лориец… Как я мог забыть, что ты лориец… — Диланян схватился за голову, понимая, что не учел главную особенность этого человека — неспособность делать кому-то больно.
— Ну, вот ты сам подумай! Она из вежливости молчит! А у меня совесть не спокойная! Я же знаю, что ей хочется в туалет! Но она же стесняется! Хотя чего стесняться после такого спектакля — порнография почти два часа!
— М-да…
— Ну, она и сказала, что не хочет в туалет… А я же знаю, что у женщин мочевой пузырь слабый! Уретра-то короткая, мочу долго держать не могут!
— Ну да…
— Ну, вот я и предложил зайти в «Артбридж», так как там самые чистые туалеты! Европейский класс обслуживания!
— Блин… Понятно…
— Потом этот торт, будь он неладен… Я же слова путаю новые, всегда… Я тебе не говорил…
— Объясни мне, что общего между куннилингусом и тирамису?
— Я не знаю! Не знаю я! Я слова путаю!
— Ну хорошо. А что за история с попугаем?
— Ну блин, ты же сам велел говорить с ней о домашних животных! А у меня из домашних животных в детстве только вши были! Я их ловил и кидал на печку! Они так взрывались!
— Фу, гадость…
— Ну, я и решил рассказать про попугая… Так, как ты рассказал… — смутился Тигран.
— Ясно… А зачем руку жены брата гладил?
— Понимаешь… Мне вдруг страшно стало… Жену брата-то я знаю, с братом объяснюсь как-нибудь…
— Ну, а чего с отцом Элины пили?
— Водку!
— ???
— Так ведь меня не родители пригласили зайти! Меня Элина позвала! А я очень хотел в туалет!
— Императивный позыв? — с ужасом прошептал Диланян.
— Ага…
— И ты зашел…
— Да. Отец Элины, дядя Фердинанд, предложил отломить кусок хлеба в их доме… Не мог же я отказать…
— Угу… Действительно не мог… Ты вообще никому и ни в чем отказать не можешь…
— Потом он достал тутовую водку…
— И ты выпил за благосостояние их очага, за здоровье их детей, племянников, троюродных тетушек, соседей…
— Да…
— Ну, что я могу тебе сказать… Встретишь другую девушку, ошибок этих не повторишь…
«Придумаешь новые», — чуть не ляпнул Диланян.
— Зачем новую? Какую новую? — встрепенулся Тигран.
— Ты… Дружище, ты только не волнуйся… Но когда ты ей позвонишь, она откажется с тобой куда- либо пойти. Вежливо, но твердо скажет: «Как-нибудь в другой раз», — убежденно произнес Диланян.
Но неисповедимы пути господни… Следующая фраза заставила Диланяна понять, что он ничего не понимает в женщинах. Никогда не понимал. И умрет, даже не приблизившись к тому, чтобы понимать женщин.
— Родной, но ведь она сама мне сегодня позвонила… И пригласила на свой день рождения… У нее завтра день рождения… Ты же подменишь меня на дежурстве?
— Конечно, подменю, — после продолжительной паузы ответил Диланян.
P.S. Через два месяца Тигран и Элина поженились. Скоро у них родится малыш. Более счастливой и любящей пары мне пока что видеть не приходилось…
НАГРАДА
Казалось бы, всего-навсего операция. Плановая, не самой сложной категории. Но она стала моим Нобелем…
Сегодня утром это маленькое чудо потянуло ко мне руки (мне очень хочется верить, что двухнедельный ребенок может потянуть руки целенаправленно) и издало ряд забавных звуков.
— Мы назвали его Иван! Ваше имя же переводится как Иван? — Отец ликует, осторожно протягивает мне белоснежный пакет со сморщенным личиком и почти незаметным носом.
— Ага. Иоган, Иван, Оганес, Джон, Джованни, Жан… — растерянно объясняю я и беру на руки результат трудов моих. Что мне с ним сделать? Что бы такое сотворить доктору, чтобы не показаться смешным, не умеющим общаться с детьми увальнем?
— Живи много лет, малыш. И будь здоров и счастлив. — Не сдержавшись, целую ребенка в то место, которое скоро превратится в лоб. С усилием проглатываю комок и возвращаю ребенка отцу.
Мать почему-то плачет. Когда говорят, что слезы ручьем, — это не метафора.
— Оганес Эдуардович… Спасибо вам… — В глазах отражается нечто, что не может описать никто.
— Кхм… — Привычным движением поправляю очки, хотя они сидят идеально. — На здоровье! Рожайте еще!
Угрюмая пара сидит передо мной.
— Нам посоветовал к вам обратиться такой-то. — Бог ты мой, сколько может быть горечи в людском взгляде.
— Расскажите, в чем проблема? Что вас беспокоит? — Просто пациенты, очередные. Таких было много, будет еще больше.
— Пять лет мы стараемся зачать ребенка… Я была у всех врачей, поголовно… Мы уже готовы на ЭКО… Мы накопили денег…
— Погодите. У каких врачей вы были? И какой у вас диагноз?
Женщина достает пухлую папку:
— Вот.
Описывать все, что там было, бессмысленно. Именитые гинекологи, репродуктологи. Диагнозы, Диагнозы… Дисфункция труб, поликистоз правого яичника, дисгормональная инфертильность… Никогда не любил гинекологию.
