одетый в серое, переступил порог комнаты, склонился перед наместником.
— Мое имя Шинори, господин. Я родом из окрестностей Гёру. Отец мой был воином. Он давно умер, а брат его служил прежнему наместнику. По просьбе дяди и меня взяли в дом. Но прослужил я недолго.
— Почему ты остался, не последовал за тем, кому давал клятву?
— Я просил разрешения не покидать Окаэру. Здесь осталась моя мать и мой брат. Меня освободили от службы. Мать умерла.
— Теперь ты хочешь служить мне?
— Да, господин. Я и Ниро, мой младший.
— Где он?
— Здесь, господин.
— Позови.
Шинори повиновался — в комнате возник подросток лет тринадцати, очень похожий на брата. Те же глаза, такая же тонкая кость; только пониже ростом и с еще нежным по-детски лицом. Он, как и брат, держался почтительно и просто.
— Что вы умеете?
— Я был среди доверенных слуг господина, мне доводилось и охранять его жизнь. Еще я владею тайнами точечной медицины, могу снимать боль и усталость.
— Как же расстались с тобой?
— Я служил честно, но моя душа ему не принадлежала. Он это знал.
— Смело — пытаться получить место такими словами. А младший, он что умеет?
— Все, что и я. Но он еще учится. Он ухаживал за матерью, поэтому был привязан к дому.
— Почему вы пришли ко мне?
— Мы хотим принести пользу.
— Те-Кири может за вас поручиться?
— Да, господин.
Спокойный взгляд Шинори и открытый — Ниро, кажется, понравились наместнику.
— Я беру вас к себе. Два месяца — срок, за который решу, подходите вы мне или нет. Ступайте к Те- Кири.
— Что, и слова с нас не возьмете? — прозвенел удивленный голос младшего.
— Зачем оно мне сейчас?
— Так положено.
Рука у Шинори дернулась — словно хотел затрещину младшему отвесить. Сдержался, конечно.
— Что положено, мальчик, решать мне. Данное слово тогда хорошо, когда оно лишним грузом не будет. Через два месяца.
— Почему он так поступил? — спрашивал младший, но старший отмалчивался. Наконец нехотя заговорил:
— Не нравится мне это. Служба ему могла бы дать нам многое… но я его не понимаю.
— Откажешься?
— Выставить себя идиотом и трусом, да еще и неблагодарным? Нет уж!
— Тогда что задумал?
— Ничего! Пусть будет, что будет.
— Как он тебе?
Шинори задумался.
— Он… не такой. То ли неправильный, то ли наоборот. Хотелось бы понять. Но ты…
— А я что? — возмущенно сбился с шага младший.
— Ты еще ребенок. Не хотелось бы втравить тебя в неприятности. В его доме нет игрушек с лентой — почему? А тебе нет четырнадцати.
Младший расхохотался:
—Такие, как я, нужны ему не больше прошлогоднего снега. Я этим не вышел, — выразительно обвел пальцем круг перед собственной физиономией и постучал пальцем по лбу, глядя на старшего.
Ниро, бойкого и общительного, сразу приняли все, кроме управляющего. Тот считал, что мальчишке недостает почтительности. Ниро носился по дому, словно веселая пчела, и даже перед господином не опускал глаз. Шинори, напротив, казался закрытым и хмурым. Если бы не внешнее сходство, трудно было бы поверить в их столь близкое родство.
Но господин доверял Шинори так же, как привезенным с собой из Столицы. Начальник охраны как-то спросил почему; тот ответил, что человек, который столь требовательно относится к себе, надежен.
Уже сливы цветут — словно снег, даже летом украшающий горы далекого севера, слетел к нам в долину. Как хорошо! Ночью будут петь соловьи, особенно звонкие голоса у черногрудых. Я забываю обо всем на свете, когда слышу их нежное щелканье. Только две птицы могут соперничать с соловьем. Лесной жаворонок и коноплянка.
Девушки нескольких домов Гёру собрались у меня. Тэйин, как всегда, жеманна, причесана слишком причудливо и одета по последней моде в желто-зеленое гэри с застежками и цветами из бирюзы. Мне никогда не нравилось, как она одевается — ей все не идет. Сэн — мы зовем ее Мышкой — так и не научилась выглядеть, как подобает девушке из богатого дома. Правда, отец ее раньше был чиновником низкого ранга и лишь недавно добился высокого поста. Сэн и впрямь похожа на пегую мышку. А старшая сестра ее совсем некрасива. Больше всех мне понравился наряд Ясу — малиновый шелк, затканный бутонами горицвета. Ясу всегда горит, как пламя. Она красавица. Я даже не завидую ей, но, конечно, хотела бы, чтобы мое лицо было столь же тонким и гордым.
Говорили о новом наместнике Окаэры. Он всего неделю здесь, и пока непонятно, что он за человек, но о нем уже говорят больше, чем о тех, что были до него. Мой отец видел его, и Ясу, и даже Мышка — правда, случайно. Нам с Тэйин пока не повезло. Счастливая Ясу, она принадлежит к более высокому Дому, чем мой. И все новости узнает раньше нас.
Говорят, у него весьма приятная внешность. И он молод. До него как-то был молодой… давно. Говорят, здесь он нашел себе жену. А потом его перевели в какую-то захолустную провинцию. Окаэра большая. Отец порой забывает, что я женщина, и рассказывает о делах. Говорит, с делами нашей провинции справиться сложно. Говорит, у нас многие гребут под себя. А Столица с этим мирилась, хотя не всегда. Один раз, давно, Окаэра была залита кровью, и все делали то, что скажут. Грустно.
Но я отвлеклась. Не думаю, что изменится наша жизнь.
В полутора десятках ани от главного города Окаэры находится озеро Гэта. Озеро давно высохло, и ныне там вели добычу соли. По большей части в копи отправляли осужденных — и мало кто из них выходил на свободу. Тех, чья вина была невелика, приставляли к легкой работе, а остальных не жалели, хоть и не стремились ускорить их смерть — соль убивала сама.
Зачем нянчиться с теми, чей век будет недолог? Впрочем, кормили хорошо — работники не должны падать от голода, теряя последние силы.
Порой на работу в копи нанимались и бедняки. Таким вольнонаемным платили неплохо, но поблажек не допускали.
Самым примечательным в облике Со-Ину были две детали — острые мелкие зубы и необычного изгиба брови, придававшие лицу вечно обиженное выражение. Одевался он скромно и выглядел человеком смирным. Исправно отчитываясь перед бывшим наместником, он пользовался доверием и ухитрялся обводить вокруг пальца даже ревизоров Столицы. Неудивительно — расположение к нему господина Окаэры прикрывала все мелкие промахи. А крупных Со-Ину не допускал.
Теперь прислали нового хозяина.
— Он еще мальчик, — говорил Со-Ину соратникам — чиновникам Гэта. — Поначалу будет проявлять неуместное рвение, потом начнет спотыкаться на ровной дороге. Все через это проходят. А ему всего двадцать.
— А если не споткнется?
