Несколько дней прошло. Благословенный был занят — и они почти не виделись. Иримэ направила посыльного — не решился идти к ней. Ёши заглядывал иногда — обязан был это делать, асаланта долго о себе напоминает. Заставал его у окна. Казалось, и не шевельнется. Даже ветер волоска не качнет. Однако обязаны были хоть несколько слов друг другу сказать.
Ёши спрашивал, но смотрел в стену. Все-таки Йири не выдержал:
— Лучше мне было умереть?
— Не говори глупостей, — впервые за эти дни врач вернулся к прежнему тону. — Это ничего бы для них не изменило. Ты все делаешь правильно. Слишком правильно.
— Мне нельзя по-другому.
— Почему?
— Потому что лишь этим я могу хоть как-то заплатить за оказанную честь.
— Тогда скажи, — необычайно кротко спросил врач. — Что ты чувствуешь по отношению ко мне? Благодарность? Или на меня можно смотреть равнодушно, поскольку не отпускать людей в смерть — мой долг?
— И то и другое.
Ёши шагнул к нему.
— А если я сейчас ударю тебя? Что сделаешь? Промолчишь? Или поступишь как-то еще в соответствии с тем, что из тебя сотворили? Тебе же больно сейчас — от такого головой о стенки колотятся. Или ты даже боль себе чувствовать запретил?
— Не знаю, — шепотом.
— От тебя требуют совершенства. А если тебе придется умереть? Тоже постараешься сделать это безупречно? Смерть некрасива, дружок. И над своим телом ты настолько не властен, уж мне поверь. Хоть это радует.
Он повернулся и вышел — резче, нежели следует.
Светлые камешки дорожек — причудливые радостные узоры. Белые конюшни — по стенам плясали тени от широких листьев.
Одна была, которую можно было обнять, спрятать лицо — и стоять так, пока не послышатся шаги конюха. А потом уйти — видеть тебя таким не должен никто.
И вот — не успел. На конюшне его встретили так, будто готовы в пыль превратиться и под ноги лечь. А она, рыжая, шерсть поблекшая — или почудилось? — смотрела тусклым глазом. Смерть некрасива. Однако не это главное. Отними у лошади возможность догонять ветер — что же останется?
Он наклонился над кормушкой. Корм засыпали недавно… Вспомнились рассказы Хиранэ…
— Я знаю, какой это яд.
— Ее-то за что? — тихо и грустно спросил. Спокойно. А того, кто за лошадью ходил, уже вытолкнули вперед. Стоял — цвета ивового листа, серо-зеленый.
— Это ведь не ты сделал. Ты лошадей любишь. Кто здесь был?
— Никого…
— Жаль… Может, попробуешь вспомнить?
Видимо, что-то есть в голосе. Потому что память возвращается сразу:
— Девочка… — язык едва слушается.
— Зачем?
— Скучно… было… она хотела только взглянуть на лошадь — о ней по всему Островку говорят…
— Как глупо. Ты бы хоть посмотрел, что она делает.
— Ведьма… Глаза отвела… — обреченно выдавил конюх.
— Ведьма?
Он поворачивается и уходит. Коротко, через плечо:
— Найдите ее. И приведите ко мне.
На счастье или несчастье, повелитель не сильно занят сейчас. Прошения какие-то смотрит — при нем секретарь.
— Что-то случилось? — а голос, хоть и невозмутимый, все
— Закончим потом.
И к Йири, без досады, скорее, с любопытством:
— Говори. Ты же не так просто явился?
Хмурится, узнав про Фею.
— Это уже наглость.
— Это ведь не случайность, мой господин.
— Конечно же, нет. И чего ты хочешь?
Тот опускается на колени:
— Простите… Я должен был следить лучше.
— Фея — твоя. Хорошая лошадка… жаль, — и, подумав: — Не хуже найдем. Но это уж слишком.
— Что же теперь?
— Твоя потеря, ты и решай. Посмеют ли тебя не послушать? Или оставишь все как есть? Примешь, как с тобой обошлись?
— Не со мной на этот раз. Я уже приказал найти девочку. Но я не хочу знать, кто за этим стоит. Потому что простить не смогу.
А потом глухо, чужим голосом:
— Отпустите меня.
— Вот как? И куда ты пойдешь, сокровище мое?
— Вернусь к себе.
— А где твой дом? — спрашивает с насмешкой.
— В деревне на севере, — в первый раз говорит это.
— Про север я знаю. Деревня, значит? А если вся твоя родня уже умерла?
— Еще куда-нибудь…
— И чем займешься? Тяжелой работой… или более легкой?
Не отвечает
— Чудесно. И ты хочешь просто взять и уйти? Тут, наверху, тебе не понравилось? Надоело? Будешь вечерами рассказывать сказки обо мне деревенским детишкам?
И обрывает насмешки, поняв, что и у Йири есть свой предел. Пока еще есть.
— Я предлагал тебе уйти. Помнишь? Ты отказался. Теперь — нет.
— А если я все же покину Островок? — голос неожиданно легкий, парящий какой-то.
— Ты этого не сделаешь, — улыбается Благословенный. — И не потому, что боишься расправы. Просто не уйдешь, если я говорю «нет».
…Он поднимается, плавно отводит волосы ото лба. Складывает руки в жесте полного подчинения. Спрашивает:
— Докладывать ли вам, что я узнаю о виновных в гибели Феи?
— Конечно. Сам справишься?
— Да. Могу ли я сам решать, что с ними делать?
— Разумеется. И выберешь себе новую лошадь.
— Ваша воля, мой повелитель.
