Песня цветов аконита

— Что же вы, ради меня ссору затеете? — горечь была в голосе. Ханари подъехал ближе. Его люди — их было десять — мягко окружили встреченных.

— Здравствуй, брат.

— Приветствую, младший. Дорога в холмах в такое время опасна. Нам по пути.

Впервые посмотрел на Йири. Без улыбки, пристально — так смотрят на кубок, гадая, есть ли в нем яд. Капюшон был откинут, волосы держала темная повязка — открытым оставалось лицо Ханари.

— Будешь моим гостем.

— Нет. — Словно сталь прозвенела — Тами голову вскинул. — Ты знаешь, и я знаю. Я не позволю убить его.

— Что ты, братишка. Его жизнь для меня священна.

Йири прикусил губу, все в этих словах услышав. Люди Тами и среднего Лиса смотрели друг на друга исподлобья — ведь не враги братья встретились. А похоже, миром не разойтись. Ханари проговорил негромко:

— Не стоит, Тами. У меня людей больше. Не хватало еще нам раздоров между собой. Цель у нас общая — чтобы он жил, — кивнул в сторону Йири. — Чего хочет Шену, меня не касается.

Что он, что ты, — срывается с губ. Нехорошая тишина, звенящая. Тами — мальчишка еще. Вот-вот клинки зазвенят.

— Поехали, — Йири тронул поводья.

Ханари вскинулся удивленно, с облегчением рассмеялся — тихо, бесшумно почти. Словно камень свалился с души. Тами стиснул кулаки, склонил голову — бессилен. Ехали молча. Ханари справа, Тами слева. Чувствовал на себе взгляд. Ханари заговорил первым, неслышно почти:

— Это не ложь, ты знаешь. Ради твоей защиты я сделаю все.

— Много у меня нынче защитников…

— Не веришь?

— Верю. А плата?

Заметил, что Тами прислушивается, и смолк.

Близко сукно рукава — узкая вышивка на манжете почти не видна, лишь иногда блеснет золотая нить в свете ущербной луны Перестук копыт по сухой холодной земле.

Вдруг лошадь Йири срывается с места — и мчится к оврагу чернеющему вдали. Тами вскрикнул — неужто понесла лошадь? Или всадник задумал сломать себе шею?! Только миг сомневался — потом поверил: Йири знает, что делает.

— Помешайте остановить! — крикнул Тами своим людям

Те развернули своих коней и преградили путь свите Ханари — кому успели, четверо против десятерых. А конь Йири мчался, словно демоном подгоняемый, между ночных холмов. По прямой не уйти — юноша знал это и сразу свернул к оврагу. Направил коня вдоль обрыва — расстояние между ним и преследователями сразу сократилось, но не этого он боялся, а того, что не сможет справиться с конем. Если бы сам его обучал!

— Пожалуйста, помоги мне! — сорвалось с губ — просьба, обращенная к Серому, коню, которого дал ему Тами.

Погоня близко уже — и овраг почти сошел на нет. Почти — внизу ровная степь, нужно только спуститься.

Он огибает холм, пускает коня шагом со склона — Серый чуть не сползает. Но Йири заставил его. Сердце. Гул в ушах. Внезапно поднявшийся ветер сухими травами шелестит.

Ханари и Тами скачут бок о бок и одновременно видят фигурку внизу: близко, а не ухватишь. Пока спустишься с неудобного склона, уйдет. Двое лучников Ханари подъехали, смотрят вопросительно на господина. Подстрелить не так уж и трудно.

— Нет, — хрипло выдохнул. — Темно… ветер. В лошадь… можно промазать. А вдруг в него… нет.

Тихо было. Птицы не пели — по осени в степи мало птиц. Розовато-серая полоса у горизонта все шире. Нехотя раскрывался веер рассвета — из прозрачной хрусткой бумаги, без украшений.

Куда ему направиться? Не во дворец же, это верная смерть. Можно попробовать скрыться в предместьях — только вот незамеченным сложно остаться. В обычное время мог, наверное, затеряться среди крестьян или ремесленников, но не сейчас. Мийа всех шин поднимет, все окрестности перевернет. А такому, как Йири, спрятаться трудно. Да и не умеет он прятаться. Мысль умчаться куда глаза глядят не пришла в голову — пока жив тот, которому Йири отдал свою душу.

Йири спрыгнул с коня, повел в поводу. Высокая трава, скользкая от росы, мешала идти. Конь встряхнул гривой, заржал. Йири провел рукой по его гладкой шерсти, мерно поднимающемуся и опадающему боку.

— Ты знаешь дорогу? Мы возвращаемся.

Юноша не торопился. Утро, серое, сырое, холодное, принадлежало ему.

«Я больше не буду игрушкой. Если Аюрин и вправду у них — лучше ей умереть, чем тоже стать куклой в руках сильных мира сего».

— Э-сэнна. Прости.

Глава 7. ДОРОГА НА СЕВЕР

Небеса благоволили к нему — побег с Островка прошел удачно. Никому не было дела до встрепанного мальчишки, помогавшего выносить мусор, и после никто не обратил внимания на шуструю фигурку, обсыпанную соломой от куртки до головной повязки. Лениво шуганули — видно, приняли за кого-то из низших слуг, который забрел, куда не положено.

Аоки, выждав до темноты, добрался до реки Юн и бросился в воду. По осени она была очень холодной, но мальчишка еще не успел отвыкнуть от жизни в бедных кварталах — а тогда приходилось всякое терпеть.

Переплыть реку не составляло труда, и четверти ани в ширину не было. Вылез на берег, измазавшись в глине. Восточный берег реки был почти пологим — не то что западный. Костер разжигать не следовало — заметят. Так что побежал в мокрой одежде, быстро, надеясь, что бег не позволит простыть. И лишь оказавшись за склоном холма, развел костер из жесткого кустарника — благо, кремень и трут не намокли в медной, плотно закрытой коробочке.

Отогрелся немного — и дальше пошел. Столицу Аоки знал хорошо и стремился миновать как можно скорее, не привлекая внимания ночных сторожей.

Их желтые и оранжевые фонарики покачивались то тут, то там, словно призраки умерших ходили по земле.

Утро Аоки встретил уже за стеной, в предместьях. Тут можно было и отдохнуть, но страх подгонял, не давая замедлить шага. Юность позволяла тратить силы щедро, неразумно — и не требовала платы потом.

Так еще день прошел и другой — мальчишка почти не отдыхал. И запасов еды с собой не взял — не подумал. Лишь горсть миндальных орехов, любимое лакомство. Теперь они кончились.

Редкие рощицы, две трети которых составлял довольно колючий кустарник, сменились более солидным леском.

Аоки устал настолько, что даже не заметил, что в пяти шагах от него на пеньке сидит человек — лет тридцати на вид, смуглый, с худым лицом, в черной одежде. Осознал присутствие незнакомца лишь тогда, когда тот рассмеялся.

— Эй!

Аоки вскинул голову.

— Есть хочешь?

— Да. Только у тебя не возьму, даже если предложишь.

Тот хмыкнул.

— Надо же, осторожный. Да не бойся, бери — платы не потребую.

Он кинул на колени Аоки лепешку. Подросток хмуро глянул на нее — аппетитную, с желтой корочкой — и откусил край.

— Куда идешь?