Одна из четырех рук протянула кожаный кошель.
— Ты что, еще не отдал его Арго?
Змей кивнул.
— Ну, а почему же она их не взяла? Слушай, я больше ни видеть их, ни слышать о них не желаю! — неожиданно взорвался он.
Змей снова протянул ему кошель и в голове Гео пронеслось: «смотри...»
Неохотно взяв его, Гео пришлось развязать и вытряхнуть на ладонь содержимое: три цепочки, к каждой из которой была приделана золотая монета.
— Как они сюда попали? — нахмурившись, спросил Гео. — Я думал... а где камни?
— В океане... Урсон... переложил... их...
— О чем ты говоришь? Когда переложил?
— Не... хочу... говорить... тебе...
— А меня не интересует, что ты хочешь, шельмец! — Гео схватил его за плечо. — Говори!
— Еще... когда... были... у слепых... жриц... он... спросил... меня... как... использовать... камни... а... потом... все... думал... мысли... плохие... мысли... плохие...
— Да как ты смеешь! Он же спас тебе жизнь!
— Он... умер... не... спасая... нас... так... получилось... была... другая... цель...
— Ты видел его мысли в конце? Говори! О чем он думал?!
— Не... надо... тебе... надо... отдохнуть... спать... там... было... много... ненависти... много... плохой... ненависти...
Голос в голове сделал паузу.
— И... сильной... любви...
Гео заплакал. Не в силах сдержать булькающие звуки, он лег лицом в подушку и прикусил ее зубами. Слезы текли не переставая, и он не мог понять — почему же он плачет? От усталости? От страха? Из-за руки? Из-за Урсона или неизбежного возмужания, которое давалось с такой болью? И он сильней вдавливал лицо в мокрую подушку, сотрясаясь всей спиной.
Расслабление, пришедшее вместе со слезами, незаметно превратилось в сон.
Проснулся он от скрипа верхней койки, куда забирался Йимми, только что поужинавший.
— Как твой желудок? — спросил он.
— Да ничего.
— Тебе обязательно надо поесть! Пища словно утрамбовывает живот, заземляет, что ли. И чувствуешь себя лучше, уверенней.
— Да, я поем попозже, — вяло ответил Гео, и помолчав, добавил. — А вот что тогда мы увидели на пляже, так и непонятно, и ты никогда не узнаешь, что же сделало тебя таким опасным для них.
К тихому плеску воды за бортом прибавился тихий смех Йимми:
— Я уже узнал, что это было.
— Узнал? Когда? Ну и что же это оказалось?
— Узнал тогда же, когда и ты — я тоже смотрел на остров издалека, а Змей растолковал мне попозже кое-какие детали.
— Ну так что же ты, то есть мы, видели?
— Во-первых: ты помнишь, кем был Джордде, до рокового путешествия на Эптор?
— Арго говорила, что он учился на жреца. Я имею в виду Арго-мать.
— Все верно. А теперь припомни свою теорию насчет того, что же мы видели.
— У меня была теория?
— Ну, об ужасе и боли, которые будят восприимчивость.
— Ах, это-то... Да, было такое.
— И ты был прав! Добавь к своей теории теорию Хамы о двойном импульсе жизни и хорошенько перемешай. Мы искали какие-то конкретные детали в окружающем мире, а надо было прислушаться к своим ощущениям — это и есть разгадка. Не надо привязывать вопрос к чему-то конкретному — к пляжу, например. Действие, неважно какое, могло произойти неважно где. Важен опыт, полученный нами. Мне все здорово объяснили: человек, с его постоянно диаметрально противоположными мотивациями, всегда стремится примирить противоположности. Продвинь теорию Хамы на один шаг вперед: каждое действие человека — попытка соединить противоречия воедино, примирить их.
Да возьми хотя бы наше путешествие. Мы прошли через боль, ужас, несправедливость, предательство и сравни это с великой гармонией, которая существует в природе. Если ты сможешь как-то соединить эти вроде независимые понятия, оценить ту боль и ужас не со своей колокольни, а с точки зрения вечности, величия и так далее, с тобой непременно что-нибудь произойдет. Ты повзрослеешь. Поумнеешь. Сам станешь более величественным!
Гео вспомнил, как совсем недавно, после гибели Урсона, он сумел разделить свою безысходность с беззаботным прибоем и молчаливыми скалами, и согласился:
— Ну ладно, это понятно.
— Так именно это мы и увидели, или испытали, если тебе угодно: хаос, заключенный в порядке, порядок, определяющий хаос.
— Кажется, понимаю, и даже попробую сам продолжить. Если Джордде знал, что два импульса переплелись неразрывно — например, десять изрубленных на кусочки человек, или фильм о мальчике, которому вырезали язык, или путешествие, подобное нашему, с покоем морского прибоя и непреходящей красотой небес — то почему он захотел убить человека, пришедшего всего лишь к осознанию одного из законов жизни?
— Ты совершенно правильно рассуждаешь, — улыбнулся Йимми — Джордде был послушником в одной из самых жестких, консервативных школ последователей религии Арго. И Змей и он сам, по-видимому, прошли на Эпторе примерно через то же, что и мы. И оба выжили. И после всего кошмара оказались на тихом песчаном пляже, где вступал в свои права второй импульс — гармонии. И как раз в этот момент слепые жрицы Арго установили с ним контакт. Голос, раздавшийся ниоткуда, который обрушился на него в момент ощущения истины и объявил себя голосом Богини Арго, сделал свое дело превратил его в слепое орудие. Ты понял меня? Ты понял, что произошло с его сознанием?
— Кажется, понимаю. Один импульс оказался усиленным за счет вмешательства слепых жриц, в сознании у Джордде произошел перекос и он потерял возможность правильно ориентироваться в жизни. Произошла переоценка моральных ценностей.
— Да, да. Джордде и раньше не отличался устойчивостью, а такая раскладка и подавно сдвинула его в худшую сторону. И Змей, который читал в тот момент его мысли, стал свидетелем того, как происходит процесс подмены здорового сознания на больное. Позже он увидел этот процесс у Урсона — как в нем родилась, крепла и созрела мысль о похищении камней. Наверное, это очень тяжело, он же не просто понимает все процессы, а сам участвует в них своими чувствами.
— Но все же неясно — зачем убивать пассивных свидетелей?
— Причина та же, что раньше привела его в религию вообще — одержимость. Все те ситуации, о которых мы говорили — и конкретный пляж, и скалы, и прибой — приобрели для него значение откровения Богини. И сознание того, что кто-то еще испытал такой же экстаз, было невыносимо для него. Это во- первых. А во-вторых, слепые жрицы внушили ему, что Змей установил контакт с другой силой. Для статичного сознания, в котором нарушено соотношение двойного импульса, «другое» значит «зло». И связь Змея с Хамой воспринималась как связь с врагом, дьяволом. Все вместе доводило Джордде до исступления, и в один из таких моментов он вырезал мальчику язык, воспринимая, впрочем свой поступок как ритуал служения Богине.
— Итак подведем итоги. То есть Джордде посчитал, что все, что случилось с ним и Змеем было божественного происхождения и не хотел, чтобы подобное случилось с кем-нибудь еще.
— Все правильно, — Йимми лег на свою койку. — Да это и понятно. Он же не знал о достижениях науки на Эпторе и поэтому обыкновенные технические трюки принимал за чудеса.
Гео тоже лег на спину и закрыл глаза. Засыпая, он слышал, как на самую верхнюю полку забирался Змей. Он встретился с ним во сне, когда мальчик рассказывал ему о последних мыслях Урсона, о ненависти,
