Как и ее сводная сестра Бинта, она шла долго, днем и ночью, через леса и реки, деревни и саванну. Однажды вечером она подошла к грудному дереву, которое стряхивало свои плоды. Панда не поздоровалась, не подождала, пока с ней заговорят, — она захлопала в ладоши и воскликнула:
— Вот здорово! Где это видано, чтобы дерево само сбрасывало свои плоды? Когда я расскажу про это дома, меня назовут лгуньей!
— Бог да покинет тебя на твоем пути, — пожелало ей дерево.
Панда шла еще три дня и три ночи и встретила две лепешки, которые весело гонялись друг за другом.
— Как? — воскликнула она, не сказав ни слова привета, и, всплеснув руками, захохотала. — С каких это пор лепешки бегают вперегонки? В жизни не видела ничего подобного! Да мне никто не поверит, если я расскажу об этом в деревне!
— Бог да покинет тебя на твоем пути, — пожелали ей лепешки и тут же умчались.
И еще три дня и три ночи шла Панда. Тень ее уже жалась к ее ногам, когда девочка увидела котелок, в котором сам собой варился рис.
— Ой-ой-ой! — поразилась она и всплеснула руками, даже не поздоровавшись. — Где это слыхано, чтобы рис в котелке варился сам собой? Если я заикнусь об этом у нас в деревне, все решат, что я сошла с ума, и тут же заткнут мне рот!
— Бог да покинет тебя на твоем пути, — сказал котелок.
Панда все шла и шла и наконец увидела жилище Матери зверей.
— Эй, старуха, не знаешь, где Данианское море?
— Оно здесь, дитя, а я Мать всех зверей бруссы.
— Ну, незавидное у тебя потомство! Ладно, я ухожу, мать послала меня вымыть эту ложку.
— Возьми сначала это просяное зернышко да истолки его в ступе, — сказала Мать зверей.
— Одно-единственное зернышко? Ты что, старая, смеешься надо мной? Где это видано? Да пестик и не заденет его в такой большой ступе.
Тогда Мать зверей дала Панде полный калебас проса, и та целых полдня его толкла, сеяла, веяла, месила, варила — и приготовила в конце концов только полкалебаса кус-куса.
— Возьми эти кости и свари их в котелке, — приказала Мать зверей.
— Эти кости? Да они давным-давно обглоданы. Это все равно что варить камни.
Старуха дала Панде барана, которого та заколола и сварила, и обе поели. Потом Мать зверей протянула девочке длинную, острую иглу:
— Спрячься под кровать. Мои дети вернутся и лягут спать, а твое дело — покалывать их потихоньку.
Панда не спросила, зачем, и забралась под кровать.
Звери вернулись из бруссы и легли спать. Входя в дом, Буки-гиена учуяла запах человека. Она не решилась об этом сказать вслух и только усиленно принюхивалась. Не успела она захрапеть, как Панда вонзила ей в зад иглу и проколола мясо до самых костей. Буки вскочила с постели, на которую сразу закапала кровь, выбежала из хижины и скрылась во мраке. Вслед за ней, воя от боли, убежали все другие звери — так сильно колола их Панда.
На заре Панда вымыла ложку и вернулась к Матери зверей. Та дала ей пять яиц и напутствовала так же, как сироту Бинту.
И Панда пустилась в долгий обратный путь. На краю саванны она остановилась, запела:
и хотела разбить яйцо. Но тут же раздумала и сказала себе:
— Почему старуха велела разбить сначала это яйцо, а не то? В этих краях все делается шиворот- навыворот, так лучше уж я начну с конца.
И она разбила последнее, пятое яйцо. Тут же со всех сторон появились злые дикие звери. Они набросились на Панду и сожрали ее. Только один маленький кусочек остался — ее сердце, от которого отказались все, даже Танн-стервятник не стал есть его. Он схватил сердце в когти и унес его высоко в небо. Он летел долго-долго, а когда долетел до деревни, где жила Панда, бросил сердце и насмешливо запел:
Сердце, от которого отказались даже звери, упало в калебас с кус-кусом. А этот кус-кус варила злая женщина, мать Панды. Танн-стервятник все пел:
Лигиди-Мальгам
После третьей аварии мы остановились неподалеку от Тенкодого, в деревушке Лигиди-Мальгам. Только что отстроенный мост выдержал бы нас без особого труда, но шофер Алоис неожиданно затормозил: вероятно, ему просто надоело крутить баранку пикапа на размытых тропическими ливнями дорогах.
Название деревни мне понравилось — оно привлекало своей звучностью, музыкальностью. А узнав, что оно означает: «Серебро — мое добро», я сразу решил про себя, что деревня, должно быть, очень, очень стара и, наверное, существовала еще до того, как в стране появились каури — ракушки, занесенные первыми работорговцами с берегов Великого Моря. Каури заменяли деньги, но затем их вытеснили медные монеты, которые позднее сменились бумажными деньгами, менее ценными в глазах всех, кому приходилось что-нибудь продавать на рынке.
Как это часто бывало и раньше, я не предупредил коменданта округа о часе своего приезда. Ибо трудно было рассчитывать, что доберешься до места точно в назначенный срок. Вот, например, месяца за два перед тем я оказался у границ Золотого Берега[35] и северной оконечности Того[36], и на пути от Уага? до Дапанго нам пришлось сделать сто пятьдесять семь объездов! Снесенные мосты, от которых оставались одни сваи, были далеко не обычным препятствием и мешали добраться к тем, кто нас ожидал, в мало-мальски подходящее время.
Но больше всего нас задерживали не мосты, разрушенные давно. Главной помехой были простые проколы. Мне не забыть первого из них — так же, как всех тех случаев, когда мне грозила непоправимая беда. Пока шофер, его подручный и повар исправляли повреждение, я, бродя в высокой траве, неожиданно
