ухудшалось Ни с самолёта, ни с какого иного сооружения он никогда не прыгал, а если и решился однажды, то с трёхметрового трамплина в воду.
Один новобранец с пушкинскими бакенбардами и шкиперской бородкой (бороду и бакенбарды ему потом сбрили) рассказывал, что примерно на сотом прыжке с одним его другом приключился комический случай: друг повис на самолётном хвосте.
— Обхохочешься, — говорил новобранец. — Висит мой друг, как сосиска, а я подруливаю к нему левым галсом… то есть управляю телом в воздухе, что очень важно… обрубаю стропы… И мы вдвоём приземляемся на моём парашюте. Обхохочешься! Или вот ещё. У другого моего друга не раскрылся основной парашют. Переходит он на запасной…
«А ведь действительно, — думал учитель, — почему только основной и запасной? Материала жалко?.. Нажимаешь кнопку на пульте. И раскрываются сразу пять запасных. Пульт у тебя на груди. Исключается всякая случайность. Полная гарантия и надёжность».
Ночью в поезде под впечатлением передуманного учитель стал составлять своим ученикам письмо.
«А Дёмину передайте, — мысленно сочинял он, — что я его прощаю. Только пусть не думает, что я не знаю, кто подбил мою курицу. Если останусь жив, так и быть, поставлю ему годовую тройку».
Молодое пополнение встречали с оркестром.
Пока новобранцы выгружались из вагонов, пока строились, учитель смотрел на оркестр и думал: «А ведь и я бы сейчас мог… вон как тот… дудеть в трубу. И горя мне было бы мало…»
«Дудел в трубу», а точнее, играл на корнет-а-пистоне младший сержант Чудик — центральный нападающий полковой сборной и правая рука капитана Насибулина.
Но учитель Соламатин не знал ещё ни капитана, ни Чудика. Он просто смотрел, как младший сержант беззаботно раздувает щёки и нажимает на клапаны инструмента.
«Счастливчик», — думал Соламатин.
«Что он на меня так смотрит? — гадал младший сержант Чудик. — Учились вместе?..»
Вопрос так и остался открытым, поскольку новобранцев наконец построили и повели в баню. Где за два часа остригли, помыли, одели во всё новое, и сами они стали как новенькие.
Через несколько дней была экскурсия в учебный городок. Будущим десантникам показывали, с чем им в ближайшие дни придётся иметь дело, пока — на земле.
Экскурсию вели несколько офицеров и сержант, который новобранцев вёз.
Молодого учителя потрясло обилие тренажёров и прочих снарядов, помогавших десантникам приобретать и оттачивать своё воздушное мастерство. Но назначения всех этих приспособлений учитель не знал. Он впервые увидел в такой близи даже обыкновенную парашютную вышку.
На краю поля стояли макеты транспортных самолётов. В брюхе каждого была пропилена огромная квадратная дыра. Внизу под дырой была натянута сетка. Как гамак.
«Для безопасности, — благодарно подумал учитель. — Кто-то вот позаботился. Когда будем, тренируясь, вываливаться из самолёта, чтоб не шлёпались как лягушки о землю… А могли бы и везде натянуть. Летишь, скажем, с километровой высоты и уже знаешь, что тебя ждёт…»
Сержант подвёл свою группу к металлическому сооружению, похожему одновременно на детские качели и на взрослый турник.
— Многим из вас, — сказал сержант, — этот снаряд хорошо знаком. Во всяком случае, тем, кто занимался в аэроклубе. Ну вот, допустим, вы, — обратился он к бывшему бородачу. — Как этот снаряд называется?..
«Бородач» ошалело посмотрел на снаряд и, как двоечник на уроке, выдавил из себя:
— Т-турник…
Сержант удивился, но помог:
— Вы, вероятно, имеете в виду лопинг.
— Ну, — сказал «бородач».
— Договоримся так: «нукать» вы мне не будете, а будете отвечать «так точно».
При виде следующего снаряда «бородач» поспешно перешёл из передних рядов в задние. Однако это не спасло его от сержанта.
— А это что? — спросил сержант.
Сооружение напоминало крупногабаритное колесо для белки.
— Товарищ сержант, — запротестовал «бородач», — что это вы меня всё спрашиваете?..
— Я не только вас спрашиваю, я всех спрашиваю. Так сколько, говорите, у вас было прыжков?..
— Я ничего не говорю, — сказал «бородач».
— Но ведь я сам слышал. В поезде.
Поскольку «бородач» молчал, учитель ответил за него:
— Сто. Если не больше.
Все засмеялись, а сержант строго сказал:
— Вы ведь учитель?..
«Запомнил», — подумал Соламатин.
— За порядком следите в школе. Остряков одёргиваете. У нас тоже школа. Значит, никто никогда не прыгал?.. Беда не велика, бывает. Я сам до призыва парашют не видел. А увидел — печёночные колики на нервной почве начались и давление подскочило. После первого прыжка прошло. Не пойму только, зачем врали.
Ответом было общее молчание.
Учитель немного ожил. Выходило, не он один тут такой неумеха, остальные тоже. Это почему-то подбадривало.
Если несколько дней назад в порыве всепрощения он собирался ставить Дёмину годовую тройку, то теперь шансы Дёмина катастрофически падали.
«А Дёмину передайте: пусть учит правила. Приеду — спрошу. Учитель Соламатин».
— Ну, преувеличил, — извиняющимся тоном говорил «бородач». — Так ведь себя успокаивал.
— Вот и успокаивались бы молча.
Дальнейшая ознакомительная экскурсия действительно прошла в молчании. Говорил сержант. Новобранцы, переминаясь с ноги на ногу, угрюмо рассматривали тренажёры.
О своих безрадостных впечатлениях «экскурсоводы» рассказали начальнику парашютно-десантной службы. Тот — командиру части. Цепочка замкнулась на капитане Насибулине. Командир парашютно- десантного полка вызвал его к себе и сказал:
— Сергей Павлович, готовьте своих музыкантов.
Десять десантников укладывали на плацу парашюты. Парашюты лежали на брезентовых полотнищах, и десантники методично и тщательно проверяли крепление строп, каждую складку на куполе, даже состояние чехлов.
У новобранцев было личное время. Учитель Соламатин направлялся в полковую библиотеку. Он хотел обойти парашюты стороной, потому что только один их вид вызывал у него тревогу. Но в одном из десантников неожиданно признал знакомого.
«Где я его видел? — подумал Соламатин. — В Ленинграде? В Москве? В роно на совещании?..»
И вдруг вспомнил: в первый день, на вокзале, трубач из оркестра.
«Значит, и их заставляют, — огорчился Соламатин. — А я за них радовался».
Он подошёл ближе и вздохнул.
Услышав, что кто-то совсем рядом вздыхает, младший сержант Чудик поднял голову. На солдате было всё новенькое. Казался он озабоченным.
— Учитель Соламатин, — представился новобранец.
— Чудик, — ответил младший сержант.
— Я?.. — удивился Соламатин.
— Нет. Это фамилия у меня такая.
