— Ну что, гусь лапчатый, угадал?
— Угадали, господин полковник, ох, угадали… — Шурка, не дожидаясь приглашения, снял крышку, еще раз втянул носом сочный аромат и закрутил головой. — И откуда это у вас?
— А это уже профессия! — Полковник самолично освободил поднос, поцеловал ручку хозяйке и только после этого уточнил: — Кто говорил мне, что вырос в тех местах? И потом, ведь у тебя дом в Варшаве?
— А толку? — Шурка немедленно налег на бигос. — Его содержать надо, а денег нет, да и что там вообще делается…
— Это верно, — полковник с удовольствием выпил водки, крякнул и спросил: — Ну, друг ситный, какие наши планы?
Шурка с удовольствием прожевал очередную порцию бигоса, чмокнул от удовольствия и ответил:
— План один, назад в Совдепию! Настроение боевое!
— Да ты что, друг мой, сдурел? — Чеботарев недоуменно посмотрел на поручика. — Здешних стратегов наслушался?
— А что, жалко с хозяйкой расставаться? — неожиданно дерзко съязвил Шурка. — Ну так мы и сами пойдем, вот только деньги…
— Тихо, герой, — полковник явно пропустил шпильку мимо ушей и только сокрушенно покачал головой. — Ты эти россказни господам Мияги-Араки докладывай, они это любят.
— Какой еще Араки? — не понял Шурка.
— Да был тут в девятнадцатом майор японский по этой части.
— Постойте, постойте… — Шурка наконец-то оторвался от бигоса. — Так вы считаете…
— Да, я так считаю, — жестко, с четко прорезавшимся металлом в голосе, ответил полковник. — И если ты думаешь, что эта Харбинская камарилья на что-то способна, то я тебе скажу другое. Кто эти люди? Разоренные эмигранты, оставшиеся без мест бюрократы и спекулянты, готовые продать все и вся! Я понимаю, ты сейчас скажешь: армия. Согласен, но для такой войны нужны аристократы духа, а не эта толпа развращенной атаманщиной молодежи, а что касается контрразведки, то это просто отбросы сыска, по уши увязшие в нравственной грязи.
— Но, господин полковник… — попробовал робко возразить Шурка.
— Ну что господин полковник?… Что? Не ожидал такого откровения от жандарма? Изволь, приведу пример. «День армии» в Харбине дал полторы тысячи рублей благотворительного сбора, и это в то время, как сотни обывателей стали миллионерами! Так что, друг мой, здесь нас окружает всего лишь толпа шкурников и авантюристов…
Запал Чеботарева вдруг куда-то исчез, он махнул рукой и запил свою тираду водкой. Какое-то время Шурка растерянно смотрел на полковника и только потом негромко сказал:
— Но мы же работаем…
— На японцев, — отрезал полковник, налил Шурке водки и примирительно добавил: — Ты, друг, не обижайся, но в одном ты прав, мы действительно пойдем туда, в Совдепию.
— Что? — опешил Шурка. — Когда?
Не отвечая, полковник снова наполнил рюмки и только хитро прищурился…
После ограбления квартиры, несмотря на удачное возвращение драгоценного пальто, Козырев не находил себе места. Видимо, сказались напряжение последних месяцев, разлад, неразбериха, а главным образом — страшило все, что теперь окружало поручика.
Порой Козыреву начинало казаться, что за ним следят, и он в безотчетном страхе петлял по городу, обстановка в котором, после появления «красных», уж точно никак не обещала душевного спокойствия бывшим офицерам.
Вот и сегодня, выйдя из переулка на бывшую Соборную улицу, срочно переименованную новыми хозяевами в проспект Карла Маркса, Козырев ощутил странное беспокойство, заставившее его то и дело оглядываться по сторонам.
Чтобы хоть как-то взять себя в руки, поручик остановился возле широкой магазинной витрины и, ухватившись за ограждавший стекло поручень, тупо уставился на покрытые пылью, сделанные из папье- маше окорока и колбасы.
Внезапно кто-то, остановившись рядом и тоже взявшись за поручень, так что поручик хорошо видел крупную руку, плотно охватившую гладко отполированную трубу, на удивление знакомым голосом сказал:
— Ну здравствуй, Слава…
Козырев вздрогнул, повернул голову и увидел высокого молодого человека, одетого в слегка потертую кожанку и фуражку со звездой. Его явно комиссарский вид дополнял маузер в деревянной кобуре, картинно висевший на ремне, переброшенном через плечо.
Нет, это было нечто невероятное! Здесь, в далеком сибирском городе, возле закрытого по случаю перемены властей магазина, совсем рядом с Козыревым стоял его давний друг, однокашник по университету, а потом и по военным курсам, первым боям и долгому окопному сидению…
Не веря глазам, Козырев зачем-то тронул такой близкий рукав кожаной куртки и как-то неуверенно спросил:
— Владек? Неужто ты?
— Да я это, Славик!… Я! — и старый приятель в порыве чувств неловко сгреб Козырева в объятья.
Столь неожиданное проявление дружбы со стороны явно ставшего «красным» однокашника так озадачило поручика, что он и сам не заметил, как, оставив свои дела, зашагал рядом с Владиславом Седлецким по грязному деревянному тротуару.
В ходе безалаберного поначалу, а потом все более упорядоченного разговора выяснилось, что времени у Седлецкого сейчас почти нет, поскольку его вызвали на очень важное совещание, но если Козырев не против, то они могут пройти вместе, чтобы все обсудить.
Конечно же столь удобного момента поручик никак не мог упустить и послушно зашагал рядом с давним товарищем, с все возрастающим удивлением слушая все то, что он говорил и не только говорил, а конкретно предлагал ему, Козыреву.
В конце концов нежданная встреча привела к четкой договоренности на будущее, и, проводив Седлецкого до бывшего здания городской управы, где теперь помещались советские учреждения, поручик больше не колебался.
Присев на пару минут на стоявшую возле чьих-то ворот скамейку, Козырев не спеша обдумал создавшуюся ситуацию и, приняв решение, заспешил на бывшую Торговую, где в незаметном дворовом флигеле квартировал Кобылянский.
Полковник встретил Козырева удивленным взглядом, но, сразу поняв, что у поручика чрезвычайные обстоятельства, прямиком провел в комнату и спросил:
— Что произошло?
Козырев, не желая говорить о своих беспочвенных страхах, немного замялся, но потом, решив, что объяснять свое внезапное появление так и так надо, заговорил:
— Видите ли, господин полковник, час назад я встретил своего бывшего сослуживца.
— Ну и что из этого?
Выражая крайнюю степень неудовольствия за нарушение правил конспирации по столь ничтожному поводу, Кобылянский весьма выразительно скривился. Но Козырев не обратил на это внимания и продолжал:
— Да дело-то в том, что этот мой бывший однокашник при теперешней власти бо-ольшая шишка…
— И что же, — мгновенно насторожился Кобылянский. — Вам угрожает арест?
— Вовсе нет, — с жаром возразил Козырев. — Скорее, наоборот. Мой товарищ пригласил меня на службу к красным и даже обещал всемерно поспособствовать…
— Вон как? — Кобылянский задумался и после короткой паузы спросил: — А он об истинном характере вашей службы у нас ничего знать не может?
— В том-то и дело, что нет. Я ему рассказал все как есть. И про службу у Колчака тоже.
