больше делать нечего…
Нужных вещей набралось немного, и они легко вместились в старый, еще дембельский, обитый дерматином чемоданчик из фанеры: очки, белье, две майки, две фланелевых рубашки, старый галстук, толстый свитер, кепка с начесом, две книги, подаренные матерью, и Энциклопедический словарь, купленный когда-то в Фергане, где Панюков застрял на две недели после Кандагара – в ожидании отправки домой.
Накинув плащ-палатку на спину, Панюков цепким взглядом оглядел дом. Нет, не забыто ничего. И на дорожку не забыл присесть. Настенные часы, когда присел на край кровати, показывали одиннадцать утра с четвертью. Прежде чем выйти из дому, Панюков часы остановил. Вышел, запер дом, ключ положил сверху, на дверной косяк; москвич – пацан, но и не маленький, и должен будет догадаться.
В половине двенадцатого Панюков стоял на остановке. Он долго ждал автобуса, но шоссе оставалось пустым. За полчаса хоть бы одна машина проехала мимо него. И Панюков развлекал себя, припоминая, все ли учтено. Припомнил неучтенное: как он найдет Вову в Москве, не зная его адреса? Спокойная голова работала хорошо, и Панюков легко додумался: в том электронном письме, которое Вова посылал ему на игонинский компьютер, должен быть обратный адрес электронной почты. Придется поменять последовательность шагов и, перед тем, как идти к Санюшке, завернуть в администрацию. Оттуда послать Вове сообщение, чтобы встречал в Москве на вокзале.
Панюков развеселился и даже принялся насвистывать. Шоссе оставалось пустынным; автобус все не приходил. И Панюков решил идти в Селихново пешком, тем более что его старый чемоданчик вовсе не был тяжел.
Поезд из Москвы, выпустив на пытавинскую платформу одного лишь Геру, с медленным дробным скрежетом тронулся в путь. Когда Гера выходил на вокзальную площадь, погромыхивание вагонов уже стихало вдали. Стояла полуденная жара. На краю площади, в тени пыльных ив, темнел армейский грузовик «Урал», крытый пятнистым брезентом, с трафаретной надписью «ЛЮДИ» на брезенте. Водитель спал в кабине, отворив дверцу, откинув голову на спинку кресла и раскрыв рот. В киоске был смутно различим неподвижный силуэт продавца. Никого больше на площади не было.
Гера был сильно голоден.
Стеклянная дверь кафе «КАФЕ» оказалась запертой, к ней изнутри была приклеена табличка «СПЕЦОБСЛУЖИВАНИЕ».
Гера стал было гадать, что это слово может значить, но ничего не нагадал и принялся стучать ногой в дверь. По лестнице спустилась официантка, уже знакомая ему. Дверь не открыла и недовольно указала пальцем на табличку.
– Мне никакое специальное обслуживание не нужно! – закричал ей Гера через дверь, – мне – просто поесть.
Официантка тупо посмотрела на него, словно не зная, что ответить. Затем, ни слова не сказав, отодвинула задвижку. Повернулась и пошла вверх по лестнице. Гера поднялся следом за ней и остановился на пороге зала.
За всеми столиками кафе тесно сидели люди в полевой военной форме и ели кашу.
– Видишь, тебе нет места, – сказала официантка.
– Вижу, – ответил Гера и поспешил сбежать по лестнице вниз.
Купил в киоске пачку чипсов и отошел к зданию вокзала. Жевал и крошил чипсы; ждал автобуса.
Чипсы кончились; на площадь въехали старые синие «Жигули» с кипой досок на крыше, увязанных проволокой и шпагатом. Из «Жигулей» вышел мужчина в клетчатой фланелевой рубашке, помахал Гере рукой, будто старому знакомому, купил в киоске большую бутыль кока-колы. Прежде чем сесть в машину, крикнул:
– Ждешь автобуса?
Гера кивнул.
– А он сломался, прямо в Хнове, даже и не выехал, – весело сказал мужчина. – Куда тебе?
Гера ответил:
– В Сагачи.
– Нет, в Сагачи не повезу, это мне далеко.
– А до Селихнова?
Мужчина задумался, потом предложил:
– Я – в Гвоздно, и могу тебя – до поворота на Гвоздно. Там до Селихнова тебе останется всего четыре километра… Поехали?
– Ладно, поехали – ответил Гера неуверенно.
– Или ты не рад? – спросил мужчина, глядя на него. – Если не рад – не повезу; зачем мне?
– Я рад, – решил обрадоваться Гера и, скомкав, бросил пачку из-под чипсов в пыль.
За окнами автомобиля все поначалу было до уныния знакомо: чему было трястись, то и тряслось, чему мелькать, то и мелькало, и утомительно пылило, но скоро «Жигули» вырвались на набережную, и там так ярко пламенела поверхность озера, что прянули слезы из глаз; сквозь их пелену Гера не сразу разглядел на озере далекую моторку, еще одну, еще и парус, рыбаков на черной лодке, густую стаю чаек или каких-то светлых уток, изнуренных полуденной жарой и дремлющих на тихом пламени воды, потом – бревно-топляк, торчащее наполовину из воды вблизи береговой гальки, потом и вспышки чешуи рыб, играющих у берега, потом круги на месте этих вспышек…
– Тротила бы сюда, одну бы шашечку! – азартно крикнул Гере хозяин «Жигулей».
Оборвалась набережная, погасло озеро; Гера отвернулся от окна и опустил голову, чтобы не видеть, что там опять пылит, трясется и мелькает за окном, а когда поднял голову и огляделся, Пытавино уже осталось позади. Мягкая и переменчивая зелень леса и лугов плыла навстречу за окном, и олово асфальта текло под солнцем под колеса…
– Гляди-ка! – крикнул Гере хозяин «Жигулей».
Слева по лугу вдоль шоссе пружинисто, размашисто и быстро, с автомобилем вровень, бежал огромный лось. Прежде чем «Жигули» начали обгонять его, лось свернул в сторону от шоссе и, слегка споткнувшись перед взгорком, продолжил бег в сторону далекой рощи.
– Винтовку бы сюда! – крикнул хозяин «Жигулей», но Гера ему не ответил.
Ехали, молчали.
– А чего – слезы? – спросил хозяин «Жигулей». – Пыли набилось или солнце?
– Да, точно, – ответил Гера. – Пыль или солнце.
– Салфетку бы сюда или платок, – сказал хозяин «Жигулей», – но я не взял с собой салфетку.
– Ничего, высохнут, – успокоил его Гера.
Дальше ехали без разговоров. Перед указателем поворота на деревню Гвоздно автомобиль остановился. Прежде чем проститься, его хозяин помолчал немного и виновато произнес:
– Довез бы я тебя, но мне горючего едва до дому хватит.
– Дойду я; пустяки, – успокоил его Гера.
Оставшись один на обочине, Гера сел в придорожный мох и разрыдался в голос. Он плакал и рыдал, руками обхватив колени, раскачиваясь из стороны в сторону, рыдал и плакал, пока не выплакался весь до пустоты в груди и до сухого льда в глазах.
Встал кое-как и понемногу пошел, не чувствуя уже ничего, кроме голода и такой сильной усталости, будто успел прожить день, а между тем, когда он оказался на окраине Селихнова, было всего-то около часа пополудни.
Перед тем как зайти в администрацию, Гера завернул в продуктовый магазин. На крыльце магазина он чуть было не столкнулся с двумя женщинами в черных глухих платках. Обе уносили из магазина пластмассовый ящик водки, ухватив его крепко за края.
Гера купил полбуханки черного хлеба, полбатона чайной колбасы – продавщица по его просьбе нарезала и хлеб, и колбасу ломтями. Еще он взял литровую бутылку газировки «Колокольчик» и полиэтиленовый пакет с ручками. Вышел из магазина и направился в администрацию. Игонин сидел на крыльце и курил. УАЗа и водителя нигде не было видно.
– Привет; откуда? – сказал Игонин, подняв глаза и не вставая.
– Ездил в Москву, – ответил Гера и, не желая затевать лишний разговор, попросил, чтобы водитель Стешкин довез его до Сагачей. Напомнил: – Вы же мне говорили: если проблемы – сразу к вам.
