— Открой! — закричал он. — У меня была ветрянка! Была!
Я стояла под дверью и молчала.
— Я все равно не уйду, пока не откроешь.
Он колотил минут пять. Потом я все-таки открыла. Я не выдержала.
— Царевна-Лягушка… Ну что ты как маленькая. Первый класс, вторая четверть.
В прихожей висело зеркало. Я взглянула на себя, красавицу, и подумала: если сейчас не ушел, будет любить хоть лысую, хоть с усами. Подумала и успокоилась. Мы пошли в мою комнату, и я напоила его чаем с творожными пирожками, он их обожал. И потом всю жизнь пекла ему эти пирожки. «Хозяйские», мало теста и много начинки. Но это уже из других, из взрослых историй. Как-нибудь расскажу. А сейчас пойду поверчу попой перед Богданом, пусть оценит обновку.
БОТИНКИ НА КОРОЧКАХ
На выпускной я пришла в папиных ботинках сорок третьего размера. Ботиночки блеск! Из тонкой кожи, финские,
Зачем я их надела? Возможно, мне хотелось растоптать школу.
Ноги у меня были худенькие, и даже то, что я в расклешенных от колена джинсах, не делало мой внешний вид менее идиотским. Над джинсами висел зеленый пиджак. Именно что висел, болтался, аки на вешалке: он был на шесть размеров больше и на полруки длиннее. Пришлось несколько раз подвернуть рукава и зафиксировать со стороны подкладки булавками.
Короче, когда взошла на сцену актового зала сельской школы поселка Лесная Дорога, я выглядела, как пугало на делянке. Это меня радовало. Акт вандализма, протеста, куража — да что только я ни вкладывала в этот жест. Как вы все меня достали. Так хотелось отвесить кому-нибудь пендель квадратным носком ботиночка. Я не могла без отвращения смотреть на лица одноклассников. И учителей. Они стаскивали в прошлое. Мне надоело быть маленькой. Я очень устала.
Я долго думала, как выразить свое последнее фи. Решение пришло само собой. Перед выпускным всем одноклассницам шили платья. Капустнова кроила какой-то мудреный корсет на шнуровке, Безручкиной мастерила наряд лучшая портниха в поселке Галка Ковтун, — с гагачьим пухом, а то! — Денисова заказала в Гороховке в ателье little black dress и раз в неделю моталась на примерки, а я не хотела вообще никакого наряда, потому что от всех этих воланов и рюшей, розовых лифов и взбитых подолов, пуховых пелерин, перчаток и накладных шиньонов в виде взлохмаченных гениталий меня тошнило. Не-хо-чу.
— Не хочешь — как хочешь, — сказала мама. — Леди с дилижанса, пони олл райт. Хоть голая иди.
И я пошла. Не голая, конечно, но… Короче, пошла я.
Я напихала в носы побольше ваты, чтобы ботинки не болтались на ногах, и в таком виде отправилась получать аттестат зрелости. Школа наша стояла на отшибе — трехэтажное бетонное здание в форме руны «соулу» или буквы «ч» без одной палки. Я добежала до нее довольно быстро, поднялась по ступеням и в холле у раздевалки встретила библиотекаршу.
— Какие интересные ботинки, — сказала она.
Мне показалось, она меня поняла. Вера Петровна была нормальная тетка. Я ее уважала.
— По праздникам ношу.
— Беги скорее в зал, все уже собрались.
— Клоун! Клоун! — заорали сзади.
— За клоуна ответишь! — Не оборачиваясь, сказала я и пошла дальше. По голосу вроде Елисеев. Урод. Все уроды.
На вручении нас по очереди вызывали на сцену, к накрытому кумачом столу, пожимали руку и дарили гвоздичку. Я взошла под софиты совершенно спокойно. В зале похлопали. Взглянув на меня, директриса обомлела, но речей своих не прервала.
— Аттестат зрелости, — неуместно задорным тоном объявила она, — и грамота за особые успехи по русскому языку вручается… — директриса назвала мое имя и фамилию. — Молодец! Почти без троек! Желаем счастливого пути во взрослую жизнь. Нелегкую, но интересную. И не забывай нашу школу…
В зале сидели учители-мучители, мамки-няньки, старшие и младшие классы и вообще все кому не лень. Я не смотрела в зал. Я смотрела под ноги. На полу, у самого края сцены, валялась отломанная головка гвоздики.
Когда директриса закончит свою лебединую песню, я сделаю шаг вперед и вдарю по бутону, как по мячу.
— Ты что!! — заорет директриса.
— Ботинки у меня волшебные, — отвечу я тогда. — Сами говорят ногам, что делать. Вы извините, если что не так. — А затем откашляюсь и пропою павлином: «Средь шумного бала, случайно, в тревоге мирской суеты…»
Я стояла и смотрела, и смотрела, и смотрела на бутон, но так и не сдвинулась с места.
А потом вызвали Елисеева.
После торжественной части весь класс пошел обмывать аттестаты в школьный буфет, а мы с Капустновой, не заходя домой, отправились на башню. Так называлась местная водокачка, высокий круглый столп из серого силикатного кирпича. Мы и раньше часто забирались туда на крышу по вечерам — смотреть на звезды. Внутрь вела дверка, сразу от нее начиналась лестница. Железная, ржавая, длинная, пролетов, наверное, двадцать. Набойки корочек цокали по ней, как копытца.
— Ой! — У Капустновой застряла шпилька в решетке.
Она спустилась на пару ступенек назад, вызволила туфлю и хотела снова надеть.
— Лучше вообще сними. Давай возьму одну, удобнее будет хвататься.
Капустнова послушалась моего совета и полезла дальше босиком.
— Тебе мои ноги не пахнут?
— Не пахнут.
В каждом городе есть своя башня, — размышляла я. — В Париже Эйфелева, в Пизе Пизанская… У нас вот — водокачка…
Башня таила страхи. Один раз на самом верху из кармана моей кургузой болоньевой куртки выпал фонарик. Бульк! — далекий всплеск где-то внизу. Упал в бак с водой. Нет больше фонарика. Мне очень страшно, лестница зыбкая, и где-то внизу не видимая в темноте вода. В другой раз — паук. Мы уже спустились обратно и выходили, Борька Тунцов толкнул дверь, на филенку упал дневной свет, и мы узрели его. Он сидел рядом с ручкой. Огромный, сантиметров пять, мохноногий, рыжий, узорчатый. Жуть.
Наконец мы преодолели последний пролет. На крышу вел люк, мы выбрались через него, сели подальше от края. Поселок был как на ладони. Наш дом, мрачные корпуса НИИ, магазин, детский сад, амбулатория. В окнах школьной столовой вспыхивали огни светомузыки — пьянка-гулянка, видать, шла вовсю…
— Куда поступать будешь? — спросила я.
— В этом году не буду. К отцу в кооператив пойду гладильщицей. А ты?
— Не знаю… В Москву куда-нибудь. Не могу здесь больше.
— А мне нравится. Я бы ни за что не уехала.
— Что здесь может нравиться, Тань? В этой глухомани?!
— Друзья… Экология…
— Какая экология, рядом трасса.
— До трассы километр. У меня окна в лес выходят.
