временам окна во всю стену, больше таких в городе не было нигде. Второе новшество — батареи. Чтобы не отнимать жилое пространство, их вмуровали прямо в стены, и, таким образом, они греют не только комнаты, но и улицу. В этих местах, по словам жильцов, всегда отклеиваются обои.
Дом будущего… Нет, спасибо, от такого будущего увольте. Даже думать об этом вредно. Не для меня цветут сады, не для меня Дон разольется… Чур меня, чур…
ПОКАЗАЛОСЬ…
Поступлю, как зороастриец, — пусть все, что от меня остается, послужит человечеству. Я галопировала по квартире и пихала в большие полиэтиленовые пакеты из магазина Metro старые свитера, кофты и джинсы. Тудымс, сюдымс. Голубую юбку — в сад! У нее протерся зад. Ну подумаешь, пустяк. Можно походить и так. Нет, расстанусь все-таки. И водолазку в сад! И куртку в сад! И серую жилетку. Бордовые рейтузы! Их мама подарила, она в тот день с ума сошла. И носки, и трусы. Ботинки остроносые коричневые. Перчатки шерстяные вязаные. Все в сад! Нет, я не в поход собираюсь. Я в церковь завтра пойду. Не на помойку, но в церковь Козьмы и Дамиана, что прямо под левой рукой у Юрия Лу… извините. Долгорукого.
Утром я навьючла Ваньку Арсеньева, моего православного помоганца, тюками списанной из гардероба одежды, и мы пошли.
В церкви был день кормления, за длинными рядами столов сидели нищие и обедали. Ой. Что, прямо так? Я представила, как сейчас староста на виду у всех будет выуживать из пакетов и раздавать мои ботинки, свитера и майки, объявляя лоты в микрофон.
— Мамочки, там же в пакете еще и трусы.
— Трусы — тоже нужные вещи, — успокоил Ванька.
Но женщина, отвечающая за одежду, не пришла. Раздачу отложили до пятницы. Я села на лавку у входа. Ваньку попросили помочь на кормлении, и он на время покинул меня. Было довольно тихо, я вдруг поняла, что не слышу стука столовых приборов — нищие ели одноразовыми пластиковыми ложками. В проходе между столами показался Ванька. Он надел полиэтиленовые перчатки, взял две холщовые переметные сумы и принялся раздавать окормляемым ломти хлеба — черного и белого. Я видела, что хлеб свежий. Я вообще-то была голодна и с завистью заглядывала бомжам в тарелки. Еда была вкусная — картофельное пюре с сосисками, присыпанное доброй кучей зелени. Соблазнительно выглядело. Я бы поела, ей-богу. Ко мне даже подошла прислужница.
— А вы…
— Нет-нет, я жду Ивана.
Трапеза была недолгой.
— Поблагодарим же Господа за то, что он нам дает, — сказал в микрофон староста.
Все поднялись, стали креститься. Кому надо выдали таблетки. В мгновение ока со столов собрали посуду. Староста принес кока-кольные бутылки с разведенной хлоркой, тряпки, и они с Ванькой принялись драить столы и скамьи — через десять минут пойдет вторая смена. Последним из зала выходил маленький человечек, бомжик.
— Спасибо, матушки, за то, что вы для нас делаете, — сказал он раздатчицам, которые теперь счищали недоеденное с тарелок в огромную жестянку из-под томатной пасты.
И церковь опустела.
На подступах к храму меня мучил вопрос: а что я скажу, если спросят, почему без платка? В загорской лавре, в детстве, на каникулах, шагу было не пройти, все время кто-то цеплялся:
Иду вот так и размышляю: не проще ли было его взять, платок? Представляю аккуратненько повязанную головку — и чувствую себя как дура ряженная. Но вот присунется ведь, присунется какая- нибудь бабка!
Подумав, нашла ответ, к которому не придерешься:
— Потому что я светская.
Никто не спросил меня и не прицепился. Но когда я вышла из церкви, мне померещилось, что в лоб меня укусили.
И тут я поняла, зачем нужен платок.
И тут я пожалела, что не взяла его.
Мужчинам что, у них волосы короткие. А если у меня коса до попы? Перебрала в памяти все известные средства от паразитов. Деготь, бензилбензоат, чемеричная вода. В доме были кошки, знаю. На том и успокоилась.
Опасения не подтвердились, это был морок, невроз. Блохи не живут на лбу, они в ногах, в метре от земли. А вши в лоб не кусаются. Показалось. Но в следующий раз без платка не пойду.
ПЕРСИКИ
В конце февраля в магазин рядом с домом завезли персики. Обычно в овощном отделе лежали только лук, морковь, картошка, капуста, бананы с апельсинами и сорта три-четыре яблок.
А тут вдруг — персики. Я заглянула в контейнер, пощупала парочку. Упругие, как теннисные мячи, с пушком и бордовым румянцем. На радостях купила два килограмма. Я ела их целую неделю, а может, и больше. Плоды хранились в холодильнике — в нижнем отсеке со специальным поддувом.
Я съедала две штуки утром, на завтрак, — и одну перед сном.
Через несколько дней персики начали портиться, кожура подвяла и сморщилась. Я срезáла шкурку там, где пожухло, и ела без шкурки.
Наконец остался последний персик.
Персик умирал.
По его плоти пошли синевато-серые пятна. Не коричневые, как обычно бывает, а именно сизые. Выглядело это совершенно несъедобно, даже отпугивающе.
Стоило, конечно, отправить его в помойку, но другой еды, которую можно было съесть на ночь, не нарушив диеты, в доме не было.
Я тщательно выковыряла больные места ножом для чистки картошки и даже помыла его, изувеченного, под краном.
Мякоть на вкус была пресной, как прошлогоднее сено.
Наутро по телу пошли синевато-серые пятна. «Как трупные», — подумала я, и в глазах потемнело от жути.
Я прямо чувствовала
Плод содержал в себе смерть, я ее поглотила.
Я съела тлен.
Я приняла в себя некроз.
У меня кружилась голова, я едва держалась на ногах. Осторожно надавила на самое большое пятно. От нажатия оно посветлело, но через пару секунд потемнело опять. Я стиснула кожу еще раз. То же самое. И еще раз…
