дорожало, и она позаботилась заблаговременно.
— В канун забьем, в горчице с яблоками запеку, — сказала она и заперла птицу в сарае.
Первый день кот вьюном вился вокруг.
— Нельзя, Мурзик, нельзя. Мамка на Седьмое ноября купила.
Отец рассмеялся:
— Такой если клювом долбанет, убьет кота насмерть.
Гусь отказывался есть. Соседка посоветовала размочить в воде белый хлеб и пальцем пропихнуть ему в горло. Мать пропихнула. Раз, другой. Так и кормила его целый месяц, намучилась. Но отведать гусятины не довелось.
— Съели гуся-то? — спросила после праздника соседка.
— Остались мы, Зоя, без гуся. Выпотрошила, повесила на полчаса за окно, и тю-тю.
— Бывает, Валя. У меня Васька курицу из кастрюли вытаскивал, из кипящей воды. Два раза.
— Если бы кот. Человек. В милицию, что ли, сходить… Мужик спер. Забрался в палисадник, срезал сетку с форточки. Я видела из кухни, как рука тянется, выскочила на крыльцо, но не успела. Удрал, гад. Я на всю улицу орала: брось гуся! Не бросил.
Из сеней на крыльцо вышел Мурзик, потянулся, зевнул, показал острые зубы.
— Это прораб, — почувствовал Сашка слова. — Вор прораб.
— Мам! — крикнул он. — Я видел того мужика! Я вспомнил, это батин прораб!
— Вот сволочь, — мать всплеснула руками. — Последнее дело у своих воровать.
В милицию она не пошла.
К весне капитальный мост дотянулся до Варваровки, а мостостроителям дали квартиры. Новый дом находился в другой части города, у зоопарка. Высокая кирпичная башня с балконами. Отец две недели ходил в новостройку, мастерил антресоль, клеил обои, вешал карнизы и люстры, покрывал лаком паркет. Несколько раз ему помогал Сашка — переехать требовалось до майских, и они спешили.
В последний день апреля во двор барака въехал ЗИЛ с открытым кузовом. Погрузились быстро, пожитков в семье было немного: два шкафа, стулья, обеденный и письменный столы, Сашкина раскладушка, родительская койка с железной сеткой, ковер, тюк с одеждой, короб с посудой, швейная машинка, велосипед. Корыто бросили в сарае — теперь оно ни к чему, в новой квартире есть ванна. Медные ложки и солдатские пуговицы тоже не ехали в новую жизнь. Они были хлам. Мать их выбросила.
Отец стоял во дворе, курил, прощался с соседями. Матери не было: встречала на новой квартире.
— А Мурзик где? Киса, киса…
Во мраке подвального оконца вспыхнули два желтых глаза. Сашка присел на корточки и увидел, как зрачки сузились до тминных зерен.
— Не поедет, — сказал Сашка отцу. — Он остается. Он так решил.
— Да ну, — сказал отец, направился к оконцу.
Зерна исчезли. Отец вернулся к машине.
— Похоже, так и есть… Умный кот. Жалко оставлять…
Сашка молчал.
— Ты в кузове поедешь, в кабине места нет, — сказал отец, подсаживаясь к водителю.
Сашка забрался на заднее колесо, перемахнул через борт, лег ничком на родительскую кровать, и ЗИЛ тронулся.
Коты никогда не оправдываются.
АФРИКАНСКИЕ КАНИКУЛЫ
К поездке Лена готовилась. Купила в спортивном магазине сабо, купальник, парео, перекрасила волосы в ореховый, отрепетировала, как сказать по-английски
То, что она не одна, было правдой. С ней ехал Ваня. Они собирались на море давно. И вот наконец ему дали отпуск, Лена сходила в турфирму и купила двухнедельный тур в Тунис.
Самолет снижал высоту. Внизу показались строения. Кроме как «хибары» или «халабуды», другие слова к тому, что Лена увидела, не подходили.
— Боже мой, что это? Куда мы попали…
— Первый раз в Тунисе? — откликнулся дядька с соседнего ряда. — Африка вся такая.
— Не погуглил как следует… — расстроился Ваня.
— А я знала, что это бывшая французская колония. И что?
— Первое впечатление, конечно, может шокировать, — произнес сосед, — и тем не менее эта страна не отстает от культурной цивилизации. К примеру, в Тунисе есть целый город, где живут художники и поэты.
— Здесь есть поэты? — удивился Ваня.
Легким ударом колеса осалили землю. Пассажиры консервной банки, как презрительно назвал Ваня борт Ту-154, зааплодировали. Лена захлопнула книжицу путеводителя и убрала ее в сумку. В иллюминаторы било солнце. Они прибыли на курорт. Обратный билет — через четырнадцать дней.
В Москве долго спорили, что лучше брать, бунгало или номер в мэйн-билдинге. Выбрали главный корпус. Но когда хостесс, улыбчивая до ушей, хоть завязочки пришей, повела по длинным извилистым коридорам, затянутым землистым ковролином со следами протечек канализации, поняли, что ошиблись. А потом выглянули из окна, увидели, что любое бунгало ближе к морю, чем любой подъезд центрального корпуса, и огорчились вдвойне.
— Облом, — сказала Лена. — Бунгало еще и дешевле было процентов на двадцать.
Они закатили в гардеробный отсек чемоданы, переоделись и побежали на пляж. Как и было обещано в релизе, четырехзвездный отель «Сол Клуб Кантауи» стоял на первой береговой линии. Собственно, другие варианты Лену не интересовали. Но если в Турции эта самая линия, то есть шоссе вдоль моря, проходит прямо у воды, то в Тунисе, как выяснилось, может отстоять и на километр. Так что пять минут до пляжа — это еще повезло.
Русские слова — первое, что услышала Лена на берегу. Только потом ухо уловило музыку, шум прибоя, визг детей, которых аборигены катали на бананах, хлопки тросов о мачты — не корабельные, а прибрежные, с флагами разных стран… Но прежде — родная речь. Слова были такие:
— Какие, к черту, четыре звезды. Это даже не три. Две.
Компания престарелых матрон возлежала в тени на шезлонгах. Все как одна походили на учительниц английского языка; наверное, так оно и было. «Англичанки» играли в не известную Лене игру наподобие лото.
— Что это? — спросила она.
— Маджонг.
— Вам здесь не нравится?
— Нам-то? — переспросила та, что жаловалась на звезды. — Ты, деточка, в Италии была? Нет? В Италии получше будет.
По правде говоря, Лена нигде не была, кроме Украины и Турции.
— Купаться пойдешь? — позвал Ваня.
— Иди, я попозже. Позагораю пока.
Расстелив одеяло, Лена присела невдалеке от матрон, намазалась кремом для загара и стала наблюдать за игрой.
— Как деля, — прозвучало откуда-то сверху.
Лена подняла глаза и увидела молодого араба в бейсболке с надписью «Danon».
— Каман сава, — ответила она.
