— Как замечание, я принимаю. Но трудности, жаль, не от меня одного зависят.
— А говорить с Вами, может быть, интересно...
— Я так же подумал о Вас! Вы заметили, что мы еще не поздоровались?
— Не-ет… Ну, да а еще я не удосужилась произнести свое имя…
— Не удосужились.
— А Вы хотите услышать?
— Хочу.
— Посмотрите на трубку. Нет, я хотела сказать, что Вы можете посмотреть на телефонную трубку, но имени Вы от нее не услышите.
— Да, это в Вашей власти.
— И Вы не препятствуете власть эту употреблять?
— Нет, и не буду препятствовать Вам.
— Тогда слушайте, — помедлив, собеседница приняла решение, — употребляю: у вас там, недалеко, кафе…
— Да, есть.
— Вот там, через час, я исправлю оплошность, узнаете имя. Договорились?
— Договорились. Успею... -добавил последнее он под нос, но его расслышали.
— Вас еще где-то ждут? — насторожились там.
— Нет, я жду только Вас.
— Только меня? Значит, я приду.
— Буду ждать. До встречи!
«Слава богу!» — легла на рычаг телефонная трубка. «Недотепа!» — вздохнул Потемкин. Не нравилось, что проворчал: «Успеваю…». Проблема была его личной: слетать побыстрее домой и снять форму. «Теперь будет так, — строго делал он вывод, — проблемы мои — только мне! Ни полслова о них, никогда, никому!».
«Ага, замечаю свои ошибки, — значит, «наука пошла»! Что ж, — говорил Евдокимов: «с себя начинать»? — начинаю!».
Через пятьдесят минут, джентльмен в летнем, легеньком пиджаке, с галстуком в тон рубашке, занял столик в маленьком зале кафе. Дымила в руке сигарета, пустовал в ожидании столик. Где-то: мостик живой зарождался. Неизвестный, далекий, необъяснимо казался он привлекательным. Необъяснимость таилась… В чем же могла бы она таиться? Чем может привлечь человек, которого ты не видел? Наверное тем, что услышал а нем, и тем, что еще может быть… Ведь в слове «живом», особенно, — человек не только дает информацию, но и раскрывает себя, пусть даже не замечая этого. А он помнил каждое слово, и каждую ноту, еще не остывшего, и вчерашнего, — неуклюжего, как она переживает сама, разговора. Однако и в панику впасть, было так же просто: ни имени человека, которого надо узнать, ни лица, ни приметы — ничего у Потемкина нет…
Глазами привыкнув к залу, джентльмен-Потемкин загасил сигарету и выждал немного. Он был не один, в этом скромном, покойном пространстве. Он поднялся, направился к дальнему столику.
— Добрый день, — сказал он, и присел, с молчаливого невозражения, — Шанс назвать свое имя, — он улыбнулся, — в Вашей власти. Мы его не потеряли.
— Спасибо, — сдержанно улыбнулась девушка, — Не сомневалась, что так и будет… Узнаете. — нотки доверия не угадал бы, наверное, только глухой. — Кажется, не удивлюсь, если Вы также у знали имя?
— Кажется, да.
— Кто-то его называл?
— Нет, но я понял, кто Вы.
— Так может, тогда и не надо...
— Надо. Имя я понял только что, когда Вас увидел. Кроме того, вполне мог ошибиться.
— Могли… А не любите, да?
— Ошибаться? Иногда нет на это права.
— Хорошо Вы сказали: нет права!
— Я закажу два кофе.
— Два кофе? Что ж, я люблю кофе. Хороший напиток, и Вы ведь, тоже?...
— М-мм, — улыбнулся Потемкин,
И она улыбнулась, неуверенно подозревая, что не совсем ее понял Потемкин.
— Тоже, — ответил Потемкин, — я тоже люблю ароматный, горячий напиток, и умею его готовить.
— Имя мое — Людмила! — призналась девушка.
— Спасибо, — неформально поблагодарил Потемкин, — рад это слышать
На столике появился кофе.
— Георгий, а Вы мне секрет не раскроете? — поинтересовалась Людмила.
— Раскрою.
— Не спросив какой?
— Я рискну.
— Вот так доверяете?
— Да.
— Привычка?
— Нет. Доверие лучше не делать привычкой.
— А-аа, — задумалась девушка, — это совет?
— Я так считаю. Но, если Вам будет на пользу, считайте, что это совет.
— Кажется, что на пользу… Хороший совет. Но, говорите, увидев, Вы все угадали… Не шутите?
— Нет. Я читал документы. А здесь сопоставил: начиналось все с Вашей находки.
— Так просто?
— Будь сейчас с Вами и Ральф, и еще было б проще.
— И был бы, да Ральф — не моя собака. Мы просто прекрасно ладим. Соседи хозяева Ральфа, часто, подолгу, бывают в командировках.
— А не ладили б Вы с собакой, и мы б не узнали друг друга.
— Да, не узнали б… — задумалась Люда, — Случайно все получается, просто…
— Случайно, однако не просто, на самом деле. Поэтому, все что услышу, — мне интересно, и делу на пользу.
— Уверена, жаль, далеко, не на сто! Извините…
— Уверенно можно сказать, что ни более четверти жизни мы делаем то, что разумно делать. Но разве приходит в голову выкинуть те, остальные три четверти жизни?
— Выкинуть? Вы убедили! Спасибо. Я так понимаю, не будет допроса?
— Не будет. Скажите все так, как хотели сказать, набирая номер. Вы же хотели?
— Да, скажу, если можно.
— Можно.
— Вам… Ну, в общем, я думала: факты безумные нас вдруг шокируют -это бывает? Бывает, — нам ли ходить далеко за примером? Шокируют, — значит их не должно быть! Несвойственны нам… Вопрос в том, почему мы творим их? Может, не нужно об этом? — робко спросила она.
— Если творим — значит мне это нужно, Люда... Я ждал только Вас. Говорите. — ответил Потемкин.
— Хорошо. Вам лучше меня известно, что возле колоний. в женской среде, бродит тьма историй, скажем так уму непостижимых. Любовных, тайных… Героини, нередко всего на один эпизод, — преподаватели, воспитатели детского садика, или напротив, женщины дерзкой какой-нибудь там, профессии. Ничего у них общего. Внешне… А причина тут не признаваема, но она… Она есть, она… — жестом искала опоры в воздухе Люда.
— Она осуждаема? — подсказал Потемкин.
— Да. Но очень проста: сексуальность, которой нас всех одарила природа. Вы понимаете?
