исчерпывающего ответа на вопрос о том, какое место занимает эта сцена в миссии Иисуса. Евангелисты считают ее гораздо более символичной, чем может показаться на первый взгляд. Иоанн прямо пишет: это был 'знак'·. Отсюда один шаг к гипотезе, что Иисус думал так же. Гипотеза эта не слишком натянута: Его предшественники, еврейские пророки, имели обыкновение в подкрепление своих слов совершать символические действия — их иногда называют 'притчами-действиями'. Вероятно, так поступил и Он. В чем же символическое значение того, что произошло в тот памятный день? Во-первых, совместное преломление хлеба есть знак единства общины и способ осуществления такого единства. Во-вторых, мы помним, что Иисус, описывая блаженство в Царстве Бога, в мире ином, использовал образ пира. В притчах Он также намекал на то, что блаженство и так уже достижимо: 'Приходите, уже готово', - говорит хозяин гостям в одной из них. Позволительно предположить, что в поучениях того дня (а проповедовал Иисус целый день) прозвучали слова и о Царстве Бога, и о том, что оно уже здесь. Собственно, в Евангелии от Луки и сказано, что именно Царству Божьему были посвящены в тот день речи Иисуса. И когда день закончился праздничной трапезой, все, казалось, свидетельствовало: 'Царство Бога близко... Приходите, все уже давно готово'. В-третьих, Иисус сам был хозяином. 'Я пришел, — говорил Он, — призвать не праведных, но грешных'22 — и вот, Он сделал это. Долгий день учения, завершившийся символическим актом, был, по-видимому, последним призывом к галилеянам, чтобы они вразумились и поняли Его. Но это не удалось, как не удалось пробудить 'веру' в Назарете и 'раскаяние' в Капернауме, Вифсаиде и Хоразине.
Ответ народа был удручающим. Иисус понял, что они 'собираются прийти, схватить Его и провозгласить насильно царем'. Иоанн обходится этой коротенькой фразой, говоря об очень, по-видимому серьезной ситуации. Ведь они пытались поднять восстание во главе с Иисусом! Будь Он обычным Мессией, это было бы редкой удачей. Но именно такое 'мессианство' Он уже отверг как одно из искушений дьявола. Осталось лишь положить конец тому, что могло бы погубить и Его, и Его замысел. Первым делом — оградить учеников от вредных влияний. По словам Марка, Он 'заставил' их (как будто они сами не хотели) сесть в лодку и уплыть на другой берег озера, хотя надвигалась буря и уже темнело. Потом Он, использовав свое влияние на толпу, убедил ее мирно разойтись, а сам удалился в горы.
При таком истолковании рассказ оказывается вполне созвучным тому, что нам известно о бурной истории Палестины первого века по Р. X. По мере распространения влияния Церкви и приобретения ею приверженцев в широких кругах греческого и римского мира, более чем равнодушного к внутренним противоречиям этой смятенной страны, интерес к политической стороне событий был утерян. Ее почти забыли. Память о ней сохранилась только в одном ответвлении предания — том, которому следовал евангелист Иоанн. Люди запомнили одно: какую-то непостижимую тайну, связанную с тем, как Иисус накормил голодную толпу. Что-то в случившемся выводило его за рамки повседневного опыта: 'они не поняли, что значило чудо с хлебами'. Вопрос — один из многих (как достоверно сообщают Евангелия), — который так и остался неразрешимым для учеников Иисуса. Ответ на него приходит только в свете отдаленных последствий. Три первых евангелиста идут немногим дальше наивного восхищения тем, что можно многих людей накормить малым количеством пищи. Лишь евангелист Иоанн знает ответ, к которому Церковь пришла после длительных раздумий, в свете последующего опыта: 'Я — хлеб жизни'.
VIII
Основные события
2 Иерусалим.
После той драматической сцены, которую мы рассмотрели, в Евангелиях появляются новые названия мест; по- видимому, значит это, что Иисус и Его последователи стали ходить дальше. Однако все попытки восстановить их путь, должно быть, бесперспективны. Сведения наши обрывочны, и придать им связное единство — задача нелегкая. Едва ли Иисус и ученики действовали в Галилее и позже — по крайней мере так же широко и активно, как вначале. Читаем другое: о том, что они бывали за пределами Иудейской Палестины и за Иорданом, и на границах Самарии, расположенной на западном берегу, к югу от Галилеи. Некоторые из этих странствий, вероятно, происходили после галилейской неудачи, но доказательств у нас нет.
Впрочем, строить догадки мы можем. Конечно, после встречи с пятью тысячами ревностных патриотов что-то изменилось, и неудивительно, что Иисус, как сообщает нам Марк, покинул пределы Галилеи. Без сомнения, Ему все больше противились в синагогах по наущению 'учителей Закона', которые 'пришли из Иерусалима'. Он мог опасаться и преследований Ирода Антипы, под чьей властью была Галилея. Однажды (хотя мы не знаем, когда именно) Иисуса даже предупредили о том, что Ирод собирается убить Его, как он убил Иоанна Крестителя1. Но, по всей видимости, временный уход был вызван не столько угрозами врагов, сколько излишним пылом мнимых последователей. Дошло до того, что в Галилее больше нельзя было проповедовать открыто. Приходилось действовать иначе.
После неудавшегося мятежа, читаем мы, многие отошли от Иисуса. По Иоанну получается, что отошли все, остались только двенадцать самых верных. Однако и здесь об этом прямо не говорится, так что число отступников, возможно, не стоит преувеличивать. Как бы то ни было, теперь Иисусу пришлось полагаться лишь на самых близких учеников, которым Он верил и которые к тому же лучше других понимали Его. С ними Он и ушел туда, где не было ни Ирода, ни суровых учителей Закона, ни яростных подстрекателей-националистов. Ушел в чужие края. Но только не будем думать, что Он решил проповедовать язычникам. Ему лишь хотелось быть там, где Его не знают, насколько это было возможно при Его известности. Занимался Он главным образом наставлением учеников. Однако и это не значит, что, сосредоточив внимание на группе избранных, Он отказался от идеи Нового Израиля, куда может войти всякий, и свел его к 'малому остатку'. Как мы увидим вскоре, Он вовсе не отказывался от намерения взывать к народу; просто сейчас Он был занят другим. Двенадцати
