звучало зловеще. Слишком уж явственно они напоминают слова воинственных националистических псалмов, известных и любимых в ту пору:
Услышь, Господи, и возвысь для них царя, сына Давидова, в срок, который Ты, Боже, назначил, чтобы царствовал он над рабом Твоим, Израилем. Дай ему силу поразить правителей неправедных, очистить Иерусалим от язычников, что попирают его и губят. Пусть поступит он мудро и справедливо: отгонит грешников от божественного наследства, сокрушит высокомерие грешников, как глиняный горшок, сокрушит все существо их железным посохом, поразит беззаконное племя словом своих уст: угрозами обратит язычников в бегство'.
Достаточно подставить 'римляне' вместо 'язычники', и актуальность этого гимна станет очевидной. Но человек на осле не вписывается в такую картину. Столь необычное вступление в Иерусалим напомнило Матфею и Иоанну одно ветхозаветное пророчество. В Евангелии от Матфея оно приводится так: 'Скажите дочери Сиона: вот, Царь твой грядет к тебе, кроткий и воссевший на ослицу и на осленка, сына подъяремной'. Пророк же продолжает описание кроткого царя: 'Тогда истреблю колесницы у Ефрема и коней в Иерусалиме, и сокрушен будет бранный лук, и Он возвестит мир народам'. Говоря современным языком, Он несет программу разоружения и вместо объявления войны язычникам или изгнания их предложит им мир. Если допустить, что Иисус имел в виду это пророчество, становится понятно, почему Он въехал в Иерусалим на осле. Он предлагал людям изменить свои мысли и чаяния о будущем нации, как бы говоря им: 'Посмотрите на то и на это!' Они могли выбирать.
Прибыв в Иерусалим, Иисус, как и многие паломники, тут же отправился к Храму. Но сперва Он только осмотрелся и отметил про себя все, что увидел (во всяком случае, так пишет Марк). На ночь Он ушел в Вифанию, а утром вернулся в город, готовый бросить главный свой вызов и народу, и священству.
Произошло это перед самим Храмом. За несколько недель до праздника внешний двор становился чем-то вроде рынка, где продавали птиц и животных для жертвоприношений, а паломники из дальних мест могли обменять свои деньги на иерусалимскую монету для пожертвований и других религиозных нужд. Священнослужители по меньшей мере не мешали этой торговле. Храмом и двором ведали только они, отвечая за все, что там творится. Придя туда, Иисус велел торговцам уйти, опрокинул столы менял и выгнал животных. Потом Он запретил проезжать через двор на повозках (кое-кто ездил так, сокращая себе путь). Безусловно, действовал Он и своевольно, и очень дерзко. Священство имело своих блюстителей порядка. В крепости, возвышавшейся над
Храмом, располагался римский гарнизон. Но, видимо, беспорядков во время изгнания почти не было, из чего нам следует заключить, что Иисус воздействовал на толпу только личным авторитетом. Многие, наверное, поняли Его; остальных же охватил священный ужас. Едва ли кто-нибудь оказал Ему сопротивление — иначе римский гарнизон вмешался бы, чтобы предотвратить мятеж. Иисус приказывал, и в тот раз Ему подчинились. Воспользовавшись этим, Он весь день, до ночи, учил народ, а народ, по словам Марка, 'с восторгом слушал слова Его учения'. О том, что именно Он говорил, мы знаем крайне мало, но и того достаточно, чтобы назвать по меньшей мере одну его тему, равно как и цель и смысл Его решительных действий.
Это не замышлялось как некий переворот, ибо никаких дальнейших шагов с Его стороны не последовало. Скорее Он как бы инсценировал притчу. Чтобы понять ее, посмотрим, как это событие толкуют Евангелия. Но прежде заметим: сам факт того, что сценой ее стал Храм, ясно показывал —:.. у Иисуса не было политических целей, хотя Его и провозглашали царем. Он помышлял о служении Богу, а не о независимости Израиля. 'Не делайте дома Отца Моего домом торговли'. Вот что сказал Он, повествует Иоанн, изгоняя торгующих и утверждая тем самым простую истину: служение Богу и жажда наживы, даже для богослужебных целей, — вещи разные. 'Не можете Богу служить и богатству', — говорил Он и раньше. Это лежит на поверхности. Однако гораздо больше таится в глубине. Один из древних пророков — тот самый, который говорил о кротком царе ,- живописует счастливое время, когда разные народы сойдутся в Иерусалим для поклонения Богу; и в тот день, по словам его, 'не будет больше ни одного торгующего* в доме Господа Саваофа'. Иисус в символической форме исполняет это пророчество, что вполне совпадает с основной темой Его проповеди: Царство Бога — здесь. По крайней мере так толковал эту сцену Иоанн, и эта трактовка созвучна духу всех Евангелий.
В Евангелии от Марка (а также у Луки и у Матфея) Иисус обвиняет торгующих или, скорее, покровительствующих им священнослужителей в том, что те превратили Храм Божий в 'разбойничий притон'. Выражение это не следует понимать как 'воровской притон' (такой перевод дает старое английское издание Библии). В греческом есть слово 'вор', образованное от корня со значением чего-то тайного, потаенного, коварного; но здесь употреблено другое. Здесь слово, которое коннотирует не столько с воровством, сколько с насилием. Так называли обычно разбойника с большой дороги. В пещерах Иудейской пустыни издавна скрывались и разбойники, и мятежные националисты. Разница же между ними была столь мала, что всех называли одним словом. Иисус обвинял торгующих не в своекорыстии- хотя, пользуясь своим положением, они не упускали случая нажиться. Он обличал священнослужителей, которые, пользуясь святостью Храма, превращали его в оплот могущественной и обособленной группы, когда он должен быть 'домом молитвы для всех народов'12. Так пророк говорил за несколько веков до того:
И сыновей иноплеменников, присоединившихся к Господу, чтобы служить Ему и любить Имя Господа, быть рабами Его... я приведу на святую гору Мою и обрадую их в Моем доме молитвы; всесожжения их и жертвы их будут благоприятны на жертвеннике Моем; ибо дом Мой назовется домом молитвы для всех народов.
Во времена Исаии это было протестом против той жестокой исключительности, которую можно назвать оборотной стороной религиозного пыла. К этому смыслу пророчества Иисус и прибег. Припомним, как многие считали, что сын Давидов 'очистит Иерусалим от язычников'.
