он не собирался первоначально публиковать «Дощьки Изенбека», Миролюбовал называл свои опасения, что большевистская власть в России будет использовать этот памятник против православия (II, 5; 57). Перед смертью Юрий Петрович из последних сил перекрестился по-православному рукой, изуродованной артритом (II, 28; 189). Обратим внимание на данное немаловажное обстоятельство. Его придётся учитывать позже, когда мы будем анализировать содержание «Велесовой книги».
По желанию отца Юрий поступил в духовное училище. Инспектор училища, магистр истории Т. П. Попов, развил в нём интерес к исторической и этнографической науке. По его совету Ю. П. Миролюбов стал записывать народные сказы, пословицы, обычаи. Эти записи буквально чудом уцелели в последующих бурных событиях.
Духовная карьера, однако, не привлекала Юрия, и он перевёлся в гимназию. В данных учебных заведениях Миролюбов, помимо прочих дисциплин, изучал церковнославянский, латинский и древнегреческий языки. Но от этого обучения мало что осталось в его памяти, о чём он впоследствии очень жалел. По окончании гимназии Ю. П. Миролюбов получил медицинское образование в Варшавском и Киевском университетах.
В 1914 году Юрий Петрович добровольно пошёл на фронт в чине прапорщика. Революцию он, подобно многим русским людям, воспринял как гибель России, разрушение всего исконно русского. К белым Миролюбов присоединился во многом и по личным мотивам: большевиками были расстреляны его отец и старший брат, штабс-капитан (II, 28; 188), (II, 4; 27). Он воевал сначала в войсках Центральной Рады, а затем — в Добровольческой армии.
После разгрома белых, в 1920 году, Миролюбов перебрался в Египет. Участвовал в экспедиции в Центральную и Южную Африку. Там он тяжело заболел и чудом остался жив. Болезнь суставов затем мучила его всю жизнь. В том же году он уехал в Индию, побывал в Калькутте, где навеки «заболел» ведической культурой, был потрясён индийскими храмами, обычаями, письменами. В Индии Юрий Петрович изучал санскрит (II, 28; 188).
Затем Миролюбов оказался в Стамбуле. А в 1921 году, при посредстве российского консульства в Стамбуле, переехал в Чехословакию и поступил в Пражский университет. Там он получил специальность инженера-химика и степень доктора наук (II, 4; 27). Одновременно он посещал лекции профессора Любора Нидерле, известного чешского слависта. К получению гуманитарного образования его побуждал не только чисто научный интерес. Было у Юрия Петровича обязательство перед погибшим в Гражданскую войну братом Николаем: незадолго перед смертью Николай просил Юрия создать поэму о князе Святославе, победителе хазар. Образ князя, по мнению Николая, перекликался с современностью, в которой им приходилось сражаться с «новыми хазарами» — большевиками (II, 4; 27). Тогда Юрий Петрович обещал это. Не выполнить данное погибшему брату обещание он не мог. Однако для написания поэмы необходимо было изучать древнюю славянскую историю и филологию.
Завершить гуманитарное образование Ю. П. Миролюбову не удалось. В 1924 году он по политическим причинам покинул университет и Чехословакию (II, 28; 189). По этому поводу Д. М. Дудко замечает, что Юрий Петрович навсегда остался в науке любителем-недоучкой (II, 28; 189). Наверное, справедливость требует заметить, что любителем он остался в исторической и филологической науках, а не науке вообще. Докторская степень по химии — это всё-таки докторская степень, а не аттестат о среднем образовании.
Перебравшись в Бельгию, Ю. П. Миролюбов поступил на работу в химическую лабораторию Лувенского университета. В Брюсселе он нашёл ещё одну работу — также не слишком доходную — на металлургическом предприятии.
В 1924 году в Брюсселе произошла встреча Ю. П. Миролюбова с А. Изенбеком. Два бывших деникинских офицера познакомились в так называемом «Русском клубе», где собирались эмигранты из России (II, 4; 27). Изенбек, по натуре человек недоверчивый, целых три года приглядывался к новому знакомому. Только в 1927 году, зная, что Юрий Петрович не может собрать материал для поэмы о князе Святославе, Изенбек показал ему дощечки. Здесь мы обязаны указать на разнобой датировки момента знакомства Ю. П. Миролюбова с «Велесовой книгой». 1927 год называется им в своих «Биографических заметках». В них же указывается, что период, в течение которого Юрий Петрович работал с дощечками, — с 1927 по 1936 год (II, 52; 129). Однако в 1957 году Ю. П. Миролюбов писал: «… первые из «дощек» были мною читаны ещё в двадцать пятом году, и я уже о них забыл подробности… А затем я их переписывал в течение 15 лет…», т. е. с 1925 по 1940 год (II, 52; 130).
Вот какое описание дощечек оставил Юрий Петрович. По сути, его описание — единственный источник, по которому мы можем судить о внешнем виде памятника (имеющиеся в распоряжении исследователей фотографии аверса и реверса дощечки 16, естественно, такого объёма информации дать не могут; к тому же существует мнение, что, по крайней мере, фотография аверса сделана с миролюбовской копии-прорисовки). Итак: «Я взял дощечки и поразился! Они были, несомненно на славянском языке, но каком-то архаическом, что даже слов нельзя было разобрать. Сразу было видно, что это многосотлетняя давность» (II, 52; 129). «“Дощьки” были приблизительно одинакового размера, тридцать восемь сантиметров на двадцать два, толщиной в полсантиметра. Поверхность была исцарапана от долгого хранения. Местами они были совсем попорчены какими-то пятнами, местами покоробились, надулись, точно отсырели. Лак, их покрывавший, или же масло, поотстало, сошло. Под ним была древесина тёмного цвета. Изенбек думал, что “дощьки” берёзового дерева. Края были отрезаны неровно. Похоже, что их резали ножом, а никак не пилой. Размер одних был больше, других меньше, так что “дощьки” прилегали друг к другу неровно. Поверхность, вероятно, была тоже скоблена перед писанием, была неровна, с углублениями.
Текст был написан или нацарапан шилом, а затем натёрт чем-то бурым, потемневшим от времени, после чего покрыт лаком или маслом. Может, текст царапали ножом, этого я сказать не могу с уверенностью.
Каждый раз для строк была проведена линия, довольно неровная. Текст был написан под этой линией… На другой стороне текст был как бы продолжением предыдущего, так что надо было переворачивать связку “дощек”, как в листах отрывного календаря. В иных местах, наоборот, это было, как если бы каждая сторона была страницей в книге.
На полях некоторых “дощек” были изображения головы быка, на других — солнца, на третьих — разных животных, может быть, лисы, собаки или же овцы. Трудно было разбирать эти фигуры…
Буквы были не все одинаковой величины. Были строки мелкие, а были крупные. Видно, что не один человек их писал. Некоторые из “дощек” потрескались от времени, другие потрухлявились, и я их склеивал при помощи силикатного лака…» (II, 52; 128), (II, 4; 28).
Ю. П. Миролюбов начал копировать дощечки. Работа эта была очень и очень трудной. Смысл написанного понимать было тяжело. Правда, с течением времени Юрий Петрович привык к языку дощечек и стал читать быстрее. Но и тогда на одну дощечку уходило более месяца (II, 52; 130). Как вспоминал Юрий Петрович: «Прочитанное я записывал. Буква за буквой. Труд этот тонкий. Надо не ошибиться. Нужно правильно прочесть, записать… Почему я взялся за эту перепись? Потому что я смутно предчувствовал, что я их (дощечек. —
Как отмечает А. И. Асов, изучение архивов Ю. П. Миролюбова, его переписки, всех последующих публикаций о «Книге Велеса» позволяет сделать вывод, что Юрием Петровичем также были сделаны несколько фото— и светокопий с дощечек (что такое «световые копии» в то время, ни Асов, ни мы не знаем, ибо ксерокопировальных аппаратов, на которых получают современные световые копии, тогда не
