самое лучшее вино, наступил черёд покаяний. Начал их Готам, измученный совестью за нерешительные действия против пехоты наместника. После него слово взял Эрин, ругавший себя последними словами за несдержанность, поставившую под удар особу короля. Дождался очереди и Тусон. Когда королю надоела роль исповедника, он поднялся и сказал:
— Извините меня, господа, но я вынужден прервать ваши излияния, поскольку уже светает. Посиделки объявляю закрытыми. У нас ещё будет время разобрать наши промахи в бою. А сейчас приказываю: всем — спать! Благодарю вас, господа, за компанию… И за выигранную битву — благодарю!
Самому королю пожаловаться не удалось — выпитое вино свалило его, едва Василий добрался до походной койки, и Капа облегчёно вздохнула. Уж ей-то слушать покаянные речи короля совершенно не хотелось.
Проснулся король в полдень. Похмелье не мучило, но некая неуютность в организме, всё же, ощущалась. То ли остаточная усталость являлась тому причиной, то ли недосказанное им у костра. Не так радужно выглядела на самом деле вчерашняя победа, как старался Василий показать своим соратникам. Подозрение, что Разрушитель получил от распылённого Безликого информации больше, чем хотелось бы королю, сидело занозой в сознании Седобородого. И одного этого хватало, чтобы надолго испортить ему настроение.
Существовали вопросы, которые у костра никто не задал, и от обсуждения которых Василий уклонился бы в любом случае. Король надеялся, что никто из командиров не додумается до них самостоятельно, а если и додумается, то не сейчас — не было у Василия готового ответа на них. Скажем так — откуда берутся у лысых фехтовальные навыки? До вчерашнего боя с табуном как-то не казалось важным это знать. Однако, посоревновавшись с лысыми в ловкости и умении владеть мечом, Василий сделал неожиданный вывод: лысые, как бойцы, подготовлены до уровня среднего воина. То есть, это явно не мастера меча, но и зелёными новичками их не назовёшь. Для случайно набранных, где попало, людей — это вещь совершенно невероятная. Учитывая, что манера ведения боя у них одинаковая, можно смело делать вывод, что боевые навыки табуна принадлежат тому, кто им управляет.
А вот тут, как раз, и кроется самый важный вопрос: кому именно? Безликому, бывшему в прежнем своём существовании солдатом, или самому Разрушителю? Если Разрушителю, то это — полбеды. Скорее даже, известие радостное — потому что говорит о невозможности через Маску считывать мозг жертвы. Тогда появляется надежда, что знания Геймара не попали в руки Разрушителя. Пусть Василий и держал советника на дистанции, не подпуская близко к своим секретам, но ведь Геймар не глухой и не слепой! Если содержимое его мозгов дошло до врага, то хорошего в этом мало. Ни один агент не смог бы сообщить Разрушителю того, что тот сам вытянул из головы идиота барона. Если вытянул.
Определиться, хотя бы приблизительно, удалось бы, сравнивая манеру ведения боя разными табунами. Если она во всех случаях одинакова — навыки Разрушителя. Если нет, значит — Безликого и это, увы, означает, что чужой мозг для Разрушителя — открытая книга. Очень неприятная перспектива — любой из окружения короля, при попадании в плен к Безликому, автоматически становится источником информации для врага. И не только в этом опасность. Умения бойцов уровня Тусона или Паджеро дадут Разрушителю табун, состоящий из одних только мастеров меча — попробуй такой истребить с помощью обычных солдат. Да, десять тысяч Тусонов, даже и без доспехов, изрубят в капусту всю имеющуюся у короля армию!
— Сир, ну, и как будем сравнивать манеру боя табунов?
— У меня есть мой личный опыт — вчерашний табун. Есть воспоминания Фирсоффа о бое на постоялом дворе — у тебя. Давай сопоставлять… Ноги можно не рассматривать — в передвижениях ног мы отличия вряд ли сыщем. А вот руки, корпус, техника удара, защита, отбив — тут повнимательнее, пожалуйста…
Кропотливая работа по сопоставлению фрагментов из воспоминаний о бое с табуном Фирсоффа и Василия затянулась часа на два. В результате королю показалось, что отличия есть, Капе — что нету. Короткий горячий спор ничего не изменил — каждый остался при своём. То есть, однозначный ответ — способен ли Разрушитель считывать память жертв — найден не был.
— Тупик, однако. Что делаем дальше, сир?
— У нас есть ещё, по меньшей мере, два сильных бойца, дравшихся с теми же табунами. Спросим у них, тогда и решим…
— Вы о Паджеро, сир? Да? А второй кто, чего-то я не соображу — нету больше таких.
— Эрин, дорогая моя Капа, под Скироной дрался с тем же табуном, который Фирсоффа убил. И рядом с ним дрались четыреста гномов Скироны. Князь может опрос провести среди своих и собрать не один десяток мнений. В его отряде есть и те, кто рубил табун в Раттанаре — пусть сравнят со вчерашним боем. Пойдем-ка, побеспокоим генерала с полковником…
Первым королю подвернулся Эрин. Выслушав вопрос короля, он сразу сообразил, куда Василий клонит, но помочь в этом деле не смог.
— Я, сир, особой техники боя у лысых не заметил. Какая там стойка!? Какая защита!? Какие уклоны и отбивы!? Одна лишь крысиная повадка: вцепиться в незащищённое место и хоть зубами грызть или пальцами рвать. Может, против меча и видна у них техника, а против топора всей техники — стоял — целый, упал — двумя половинками. Не представляю, как можно отбить или отвести удар моего топора. Или уклониться от него. Вжи-ик, сир, и хоть там что, хоть железо, хоть дерево, хоть черепная кость — ничто не остановит. Самому следить приходится, чтобы с размаху в землю топор не вогнать. А всё прочее ему — не преграда.
— Гном без хвастовства — это полгнома, сир. Остался один Паджеро.
Но, понимая необходимость ответа на вопрос Седобородого, генерал пообещал осторожно порасспросить гномов, что под Скироной приняли первый бой с табуном:
— Если кто заметил разницу между табунами — я сразу же доложу Вам, сир… И чего я, глупый пень, не пристукнул Геймара раньше? Не пришлось бы нам головы сейчас ломать, выясняя, какой Безликий при жизни лучше мечом владел. Что значит — вовремя не тюкнуть топором записного дурака из баронов! Эх, подвело меня мягкосердечие…
Паджеро на своё мягкосердечие не ссылался, но и он выразил сожаление по поводу добежавшей до битвы за Хафелар жизни Геймара:
— Язык у барона был слишком длинным, и я не трогал его только по причине полной его неспособности к владению мечом. Такой соперник на поединке — позор для хорошего бойца. А знал советник многое. Хуже всего, что он знал и умел использовать слабости других баронов. Теперь этим воспользуется Разрушитель…
— Вы заметили различия в действиях табунов, полковник?
— Нет, сир — я как-то не задумывался, просто рубил и — всё. Но учитывать мы должны самый худший для нас вариант. Постараюсь найти ответ на Ваш вопрос, сир. Мнение Тусона было бы надёжнее — учитель фехтования всегда уделяет внимание мелочам в навыках и стиле. Жаль, что встреча с табуном у него состоялась только одна — в Раттанаре он не успел сразиться с лысыми. Довер управился с ними раньше, чем командор с мятежными баронами…
— Вот Вам, сир, ещё один рубака, опробовавший мечом два разных табуна. Ищем Довера?
— Молод он, Капа — опыта никакого нет. Попробуем, но не уверен, что будет толк.
Довер, и впрямь, ничем помочь не смог. Сражался он против разных табунов по разному. В Раттанаре — пешим, орудуя двумя мечами. Здесь, в Хафеларе — верхом и одним клинком. Если и имелись различия в действиях табуна, их всё равно увидеть Доверу не было дано. Как и бойцам его роты — тем немногим, что уцелели и у ворот Раттанара, и во вчерашней битве.
Что ж, вопрос королём задан, и поисками ответа на него озадачился теперь не только он один.
— Похоже, сир, следующий бой с табуном станут разглядывать под мелкоскопом. Всей армией станут разглядывать. И отличий Вам найдут столько, что складывать будет некуда. Даже, если и нетути их там, отличий энтих. Хи-хи-хи, хи-хи-хи…
Но королю было совсем не «хи-хи-хи». Кто их, «энтих капризных королей», разберёт…
Весть о победе Василия в Хафеларе разнеслась по Соргону почти сразу же после битвы —
