— Столько народу бывает… — равнодушно отозвался хозяин.
— Меня зовут Пыздрай. Я играл «У слона» на Панской.
— На Панской?
— Да. Мандолинист. Меня зовут Пыздрай. Не дожидаясь заказа, хозяин налил еще.
— А, да, помню… Ну, как жизнь?
— Так, ничего…
Дызма выпил.
— Амброзяк там? — спросил он, мотнув головой в сторону занавеса. — Это мой товарищ. — Там, — лаконично пояснил хозяин.
Никодим сунул в рот зубочистку и, сделав несколько шагов, отдернул зеленый ситцевый занавес.
За занавесом народу было больше, и оркестр играл долго, видно по заказу.
Однако гармонист заметил Дызму и, когда кончили танго, подошел к нему.
— Добрый вечер, Пыздрай!
— Добрый вечер! — отозвался весело Дызма. — Поэтому случаю две большие кружки пива, пан Малиновский.
— Раз уж встретились с приятелем, дайте нам еще по рюмке лекарства, — добавил гармонист.
Выпили.
— Дело есть? — спросил Амброзяк. Никодим кивнул.
— Где вы сейчас работаете?
— В провинции, — ответил, подумав, Дызма.
— Жить можно?
— Можно.
— Ну, раз дело есть, сядем в сторонке.
Оба взяли кружки и отошли к окну.
— Амброзяк, — начал Дызма, — вы должны помочь мне по знакомству.
— Помочь?..
— Надо мне трех-четырех парней — таких, которые не сдрейфят и чисто сработают.
— Мокрая работа? — спросил, понизив голос, гармонист.
Никодим покачался на стуле.
— Один тип сделал мне пакость.
— Фигура? — поинтересовался Амброзяк.
— Где там… Мелкая сошка.
— Что? Пристукнуть?
Никодим почесал плечо.
— Нет, зачем же, глотку заткнуть, чтоб не болтал… Гармонист выпил рюмку, сплюнул.
— Можно, почему бы нет, только такое дело сотней пахнет, может и ста двадцатью злотыми.
— Это можно, — заверил приятеля Дызма. Амброзяк мотнул головой, встал и скрылся за занавесом. Дызма стал ждать.
Через минуту гармонист вернулся. Вместе с ним пришел щуплый блондин с веселыми глазками.
— Познакомьтесь: мой товарищ Пыздрай, Франек Левандовский.
Блондин протянул руку, несоразмерно большую и узловатую.
— Кто помер? — бойко осведомился он.
— Да так… — задумчиво протянул Дызма. — Дельце есть.
— Раз дельце — значит, можно и спрыснуть.
Никодим подозвал хозяина:
— Пан Малиновский, бутылку чистой и свиную котлету.
Амброзяк наклонялся к блондину.
— Пан Франек, кого возьмете?
— Думаю Антека Клявиша и Тестя взять. Хватит.
— Только втроем? — с сомнением в голосе спросил Никодим.
— А что? Разве он такой сильный?.. Стреляный или из зеленых?
— Зеленый. Из провинции… Толстый как бочка.
— Устроим, — кивнул головой Франек. — Извините, а вы кто будете?
— Какое тебе дело, Франек? — вмешался Амброзяк. — Мой друг, этого достаточно. Зачем всюду нос суешь?
— Не сую, а так, из любопытства. Ну, рассказывайте.
Никодим нагнулся над столиком и стал объяснять.
Левандовский и гармонист пили на совесть. Не отставал и Дызма. Хозяин убрал пустую бутылку, поставил на стол еще пол-литра; не дожидаясь заказа, принес еще одну холодную котлету с соленым огурцом; он знал: если у кого с Левандовским «разговор», без водки не обойдется.
Амброзяк несколько раз вставал — его звали в оркестр — и возвращался к столику. Хозяин зажег газовую лампу. Дверь беспрестанно открывалась, в пивную входили всё новые посетители.
Многие здоровались с Левандовским, тот небрежно кивал в ответ.
Дызма немало слышал о нем, однако не предполагал, что этот знаменитый головорез, ней нож нагонял на всех такой страх на Воле и на Чистом,[25] был похож на обыкновенного мальчишку. Во всяком случае, Дызма знал, что отдаст дело в верные руки.
Было около восьми, когда, заплатив по счету, он незаметно подсунул Франеку бумажку в сто злотых. — Самое главное — обыскать карманы, чтоб следов не осталось, — сказал Дызма, пожимая на прощание узловатую руку Франека.
Амброзяк проводил Никодима до дверей и, заверив его, что Франек — «парень-гвоздь», попросил десять злотых взаймы. Спрятав деньги в карман» он не без иронии заметил:
— Ваш брат в деревне небось зарабатывает. Деньжищ — непочатый край!
— Дела идут.
Улица была пустынна. Дызма дошел до Вольской а стал ждать трамвая. Вскоре подошла девятка.
Цирк был полон. В гуле голосов резко выделялись крики сновавших среди публики мальчишек:
— Шоколад, лимонад, вафли!
Едва Никодим с сестрами Чарскими вошел в цирк, оркестр грянул марш, и на арену строем вышли атлеты.
Было их человек десять. Все мужчины огромного роста, с непомерно развитыми мускулами, с воловьими затылками, затянутые в трико тела густо покрыты растительностью. Не нарушая строя, обошли они вокруг арены.
Дызма с сестрами Чарскими пробрался к своей ложе. Там уже сидел полковник Вареда. Мариетта рассмеялась:
— Ходячие окорока!
Никодим и его спутницы поздоровались с Варедой.
— Вот этого зовут Мик, — начал объяснять Вареда. — Тело у него почти как у мальчика, но он сильнее многих из этих гиппопотамов.
Атлеты выстроились в ряд, и сидевший за столиком судья стал представлять их публике.
У каждого был какой-нибудь титул: чемпион Англии, чемпион Бразилии, чемпион Европы и т. д.
При именах двух атлетов раздались аплодисменты: так приветствовали чемпиона Польши Велягу и гиганта итальянца Тракко.
Затем остались двое: тучный немец с длинными, обезьяними руками и стройный мулат Мик. Он выглядел рядом со своим противником, как антилопа рядом с носорогом, который ее вот-вот растопчет.
Послышался свисток, и борцы сошлись.
— Готово! — крикнул Дызма, видя, как мулат под тяжестью немца валится на ковер.
— Нет, брат, — улыбнулся Вареда, — придется еще порядком попыхтеть, пока положишь этого вьюна на обе лопатки.
И в самом деле, мулат выскользнул из лап противника. А когда тот, храпя от натуги, хотел было приподнять его, чтобы снова швырнуть на ковер, мулат внезапно оттолкнулся от земли. Вначале могло
