— Беда с тобой прямо, — развёл руками старик. — Ну, ежели из снега да на морозе — жди тогда отца. Только смотри дома сиди.
Дед Анисим привёз Ваню прямо на ферму, к длинному телятнику, позвал мать и прямо с рук на руки передал ей сына. Испуганная мать занесла Ваню в тёплое помещение, где в деревянных клетках находились телята. Тут она налила в кружку парного молока, подала ему и сказала:
— Пей живо, ты совсем ведь закоченел… Отца, глупенький, ходил встречать. Зима-то только-только началась. Погодь ещё…
— Мамка, а война какая? — неожиданно спросил Ваня. Мать тяжко вздохнула:
— Ох уж эта война распроклятая! И што она только наделала, натворила… Но ты пей, пей. Согревайся.
…Теперь, после этого случая, мать не оставляла Ваню дома одного, а брала с собой на ферму. А чтобы он не скучал и не вспоминал часто отца, рассказывала ему сказки. Но сказки скоро надоели Ване, а отец всё не приезжал. И завывала на дворе голодным зверем вьюга, и трещали морозы.
— Мамка, — стал как-то жаловаться ночью Ваня, — почему долго так не едет домой тятя? Это война, мамка, да?
Мать, сдерживая вздох, сказала:
— Да, сынок, война. Воюет твой папка, фашистов бьёт. Вот победит и приедет. Теперь надо ждать, когда придёт весна.
— Я хочу, чтобы скоро, — заупрямился Ваня. — Чтобы гостинец от зайца…
— Ну хорошо, — согласилась мать. — Я вот пожалуюсь Морозке, а он про всё расскажет отцу. — И мать тихонько стала говорить:
А на другой день мать весело сказала Ване:
— Рассказал Морозко отцу про нас. Письмо вот прислал. Послушай, что пишет тебе отец. «Родной мой сыночек Ванюшка, пташонок мой…» — волнуясь, читала мать.
Ваня смотрел на листик бумаги, дрожащий в руках матери, а слышал голос отца…
А потом в их доме что-то случилось.
Ваня увидел на матери чёрный платок и испугался.
— Мамка, — сказал он, — бабушка Матрёна надела такой платок, когда в гроб легла, и ты тоже… Зачем, мамка? Я не хочу, не хочу!..
Мать обняла Ваню, прижала его голову к груди и вся затряслась.
— Сыночек мой, пташонок, — сказала она, глотая слёзы.
— Почему ты плачешь? — стал допытываться Ваня.
— Да вот зима на дворе такая лютая, — тихо сказала мать. — Не дождаться, видно, теперь лета тёплого…
— А тятя? Ты же сама говорила… — На Ванины глаза навернулись слёзы. — Я не хочу гостинца от зайца. Тятька где-е?..
У-у-у! — бушевала за окнами пурга, и вся изба тихонько вздрагивала.
Сюрприз
Мать пришла домой неожиданно, в то самое время, когда Валерка, украшая ёлку, разбил золотую рыбку и собирал осколки.
Мать положила на стул пузатую почтальонскую сумку, из которой выглядывали газеты, и, не снимая пальто, устало опустилась на диван.
— Что с тобой, мама? — спросил Валерка. Мать посмотрела на сына, вздохнула и сказала:
— Ничего, сынок… Голова что-то немножко болит. Я прилягу. Если засну — разбудишь. Обязательно. Мне надо почту разнести. — Последнее слово мать произнесла, уже закрыв глаза. Она заснула. Устаёт очень.
Валерка постоял, подумал. Потом надел пальто, шапку, взял со стула тяжёлую сумку, перекинул через плечо широкий ремень и тихонько вышел из квартиры.
Вз-вз! — повизгивает под ногами снег. Валерка идёт по той улице, по которой каждый день ходит его мама. Вот дом, где люди ждут почту. Валерка поднялся по лестнице на второй этаж и нажал чёрную кнопку.
Дри-зи-зинь! — проиграло за дверью. Щёлкнул замок, и из раскрытых дверей на Валерку удивлённо уставилась девчонка с голубыми бантиками.
— Здесь живут Сергеенко? — спросил Валерка.
— Я Сергеенко, — сказала девочка с голубыми бантиками.
— Ты Сергеенко?.. Получай тогда телеграмму.
Девочка пробежала глазами телеграмму и радостно закричала:
— Мама! Мама! Телеграмма от папы!
Показалась женщина в синем халате, с книжкой в руках. Она взяла у девочки телеграмму и, не читая, прижала к груди, а Валерке сказала:
— Это ты, мальчик, принёс? Большое тебе спасибо.
Валерка смутился и быстро побежал вниз. В его ушах звучали голоса: «Телеграмма от папы! Большое спасибо…» Радостно почему-то вдруг стало Валерке. А вот и другая квартира. Дверь отворил старик с пышными, как у Деда Мороза, усами и бородой, в чёрной жилетке, в роговых очках на носу.
— Вы Пантелеев? — спросил Валерка.
— Он самый, — бойко ответил старик, внимательно глядя на Валерку через очки. — Чем могу служить?
— Вам письмо и журнал.
— Ага! — обрадовался старик и первым долгом стал рассматривать письмо. Лицо его просияло. — Какой ты молодец! — Старик развёл руки, словно собирался обнять Валерку. — Обрадовал старика! Я так ждал этого письма! От дочки. Она у меня фрезеровщица! Понимаешь? На большом заводе работает… Ну-ка, молодой человек, заходи ко мне. Я тебя чайком угощу.
— Спасибо, дедушка, — застеснялся Валерка. — Некогда. Письма вот.
— Ну, беги, беги. Неси людям радость.
— Спасибо, мальчик! — слышит Валерка в ответ.
— Спасибо!
— Спасибо!
Скрип-скрип! — выговаривает под ногами снег. Весело и легко Валерке, словно опустевшую сумку кто-то наполнил самыми лучшими песнями.
Идёт Валерка по улице, а на землю вместе с пушистыми снежинками тихонько опускается вечер. Вспыхнули уличные фонари. На площади возле почтового отделения, где работает мама, разноцветными огнями загорелась новогодняя ёлка.
Валерка вспомнил об отце. Вот уже и Новый год подходит, а отца на этот раз дома не будет. Он давно в командировке, в далёком северном городе. Вернётся не скоро. А жаль. Хороший у Валерки отец. Весёлый, добрый. Валерка помнит, как провожали они с матерью на вокзале отца, и он сказал тогда Валерке: «Я привезу тебе северную белочку. Ты ведь любишь белок?» Отец долго махал им рукой, стоя в открытых дверях вагона.
