Робин Доналд
Награда для Белоснежки
ГЛАВА ПЕРВАЯ
— Лаки! Нельзя!
В обычно нежном голоске Эммы Сондерс послышались властные нотки, но щенок, не обращая на нее внимания, ловко проскользнул под железной сеткой забора и помчался к стаду овец, мирно пасущихся неподалеку.
Овцы подняли головы, и те, что были ближе всех, бросились наутек, так Лаки узнал совершенно новое и восхитительное ощущение погони. С лаем он кинулся вслед за ними.
Эммой овладела паника.
— Лаки, нельзя! — с угрозой крикнула она, недовольная тем, что вмешалась взрослая корги, сидящая возле нее, которая призывно гавкнула, приказывая Лаки вернуться.
Но, как ни странно, это сработало. Лаки неохотно замедлил бег и остановился, тяжело дыша, с сожалением провожая взглядом овец, удиравших от него со всех ног.
— Ко мне! — прикрикнула Эмма и, успокоившись, пробормотала, обращаясь к корги: — Спасибо тебе, Бейб.
Почуяв, что он совершил какой-то проступок, Лаки осторожно приближался. Он поскуливал, и вид у него был виноватый. Ужаснувшись тому, что только что произошло, Эмма постаралась сделать вид, что не замечает машину, которая подъехала в это время и остановилась позади нее. Она не осмеливалась отвести взгляд от щенка, почти физически ощущая спиной каждое движение водителя, выбиравшегося из машины. От звука захлопнувшейся дверцы Эмма чуть не подпрыгнула.
— Если еще раз увижу, что собака гоняется за моими овцами, я пристрелю ее, — раздался мрачный и бесстрастный мужской голос.
Эмма с трудом сглотнула: в горле у нее сразу все пересохло.
— Этого больше не повторится, — ответила она, не поворачивая головы.
Хотя Лаки не было еще и года, собачья интуиция подсказала ему, что хозяйка нуждается в защите.
Мелькнув черно-коричневым пятном в воздухе, пес рванулся к забору, прошмыгнул через отверстие в нем и, стоя на своих крепких лапах, занял место между Эммой и незнакомцем, воинственно настроенный и настороженно наблюдающий за последним.
— Ко мне! — приказала Эмма, повернувшись к собаке.
Лаки не сдвинулся с места. Боже, только не сейчас! — взмолилась Эмма, повторив команду. На этот раз старая корги не помогла ей приструнить щенка, она лишь с мрачной решимостью взирала на незваного пришельца.
Эмма еще ни разу не взглянула прямо на мужчину, лишь краем глаза заметила, что он высок и крепко сложен.
Незнакомец понял поведение собак. Молча, со злорадным спокойствием он ждал, когда она снова произнесет команду «ко мне!».
Не спуская настороженного взгляда с незнакомца, Лаки неохотно подошел к Эмме.
— Молодец. Сидеть.
Щенок сел рядом с ней.
Потрепав его по морде, Эмма вскинула голову. Лучи вечернего солнца расходились слепящим ореолом вокруг головы незнакомца, и потому она не могла разглядеть его лицо, но и увиденного было достаточно, чтобы вселить в нее ужас. Инстинктивно Эмма даже отступила назад на несколько шагов.
Ох уж эти властные мужчины! — только и подумала она, упрямо отказываясь поддаваться впечатлению, которое на нее произвел незнакомец.
У большого — слишком большого! — мужчины были плечи, которым мог бы позавидовать нападающий в регби. Мощная грудь, крепкие руки, узкие бедра, затем взгляд Эммы скользнул по длинным ногам. Ни брюки, ни клетчатая рубашка не скрывали сильных мускулов, разработанных каждодневным трудом.
Он возвышался над ней по крайней мере на целый фут, но Эмму поразил скорее не физический облик незнакомца, а какая-то сила, исходящая от него. В этом человеке явственно читались властность, хладнокровие и бескомпромиссность — все те качества, что необходимы для преодоления любых препятствий, встающих на жизненном пути.
Эмма, до сих пор считавшая себя человеком вполне уверенным, разозлилась, услышав собственный голос, неожиданно произносящий следующие слова:
— Извините, что вам пришлось ждать, но, если я не заставлю его подчиняться моим командам, он вырастет непослушным.
Его голос прозвучал холодно и непреклонно:
— Если увижу щенка в моем загоне еще раз — пристрелю.
Это не было угрозой. Эмма прекрасно знала, что любой фермер в Новой Зеландии имеет право убить собаку, которая гоняется за стадом, и потому ей пришлось сдержать поспешный и запальчивый ответ.
— И не говорите, что впредь он не будет пугать овец, — продолжал мужчина, даже не пытаясь смягчить свой голос. — От погони до убийства всего один шаг. — Он слегка наклонил голову, рассматривая корги, которая к тому времени уже примостилась около ног Эммы. Его голос стал еще суровее, когда он произнес: — Обычно это проделывают две собаки, одна из которых сука.
— Бейб уже четырнадцать лет, — решительно заявила Эмма. — Вряд ли она будет носиться по дорогам.
— Мне встречались собаки гораздо старше вашей, которые губили овец, перегрызая им горло. Короче — держите их подальше от моего участка.
Это предостережение, произнесенное все тем же непреклонным тоном, дало понять, что дальнейших переговоров просто не может быть.
Эмма холодно кивнула, порадовавшись тому, что у нее такие длинные и густые ресницы, позволившие скрыть обиду, промелькнувшую в глазах. Она поймала себя на том, что смотрит, не отрываясь, на клетчатую рубашку незнакомца, туда, где была расстегнута одна пуговица. Она увидела загорелую кожу, жилку во впадинке у горла, пульсирующую медленно и ровно. Какое-то примитивное чувство — жгучее и опасное — пронзило ее, как вспышка молнии. Лаки прижался сзади к ее ногам, и она опустила руку на его лобастую голову, поглаживая пса за ушами и стараясь вернуть себе самообладание.
Ничего похожего уже больше не будет, смутно осознала Эмма. Каким-то непостижимым, потрясающим образом она полностью переродилась и превратилась в совершенно другую женщину.
Он отступил на шаг в сторону, и солнце уже не светило ему в спину. Слишком часто Эмме говорили, что она хорошенькая, и девушка научилась презирать это слово. Большие серые глаза, нежный алый рот, изогнутый, как лук Купидона, бархатная розовая кожа, волнистые черные волосы и длинные шелковистые ресницы — таков был портрет Эммы. Многим она казалась ветреной, мягкотелой, даже глупышкой, способной только смеяться и кокетничать.
Поэтому Эмма и не доверяла людям, которые судили о человеке только по его внешнему виду. Но личность этого человека, столь явно проявившаяся во внешности, потрясла ее.
Красивым его назвать было бы трудно. Лицо с массивной челюстью, обрамленное черными как смоль волосами, прибавляло мужчине властности. Впечатление от его импозантной внешности усиливали горящие золотистым светом проницательные и бесстрастные глаза хищника.
Он действительно поражал — величественный и волнующий, сильный и энергичный. Она могла бы найти еще целую кучу эпитетов, но только не в этот момент, потому что почувствовала, как плавится ее мозг. Ему на вид лет тридцать — возраст, когда двадцатитрехлетних можно ни в грош не ставить.
