смотрел на хмурое лицо Говоркова. Взгляд был непонятным и почему-то вызывал беспокойство.
— Наконец-то могу поговорить с тобой со знанием дела… — начал капитан, чуть улыбнувшись. — Родители, говоришь, во Внешторге работают?
Савелий молча пожал плечами, не понимая, почему замкомроты так волнует этот вопрос.
— И рана на спине, вероятно, «по пьяни», так? И снова Савелий промолчал.
— Что ж ты, сукин сын, своих наград стесняешься?.. — вспылил капитан. — Они что, за красивые глазки получены? — усмехнулся зло, с намеком. И это задело Савелия, вывело из равновесия.
— Вы нашей войны не касайтесь! Не вам судить о ней! — резко бросил он, сжимая кулаки.
И вдруг Зелинский среагировал не так, как ожидал Савелий. Опустив глаза, тихо проговорил:
— Ошибаешься, сержант… — Помолчав, спросил: — Много за Речкой друзей оставил?
Что-то в голосе было такое, что заставило Савелия поверить в то, что сидящий перед ним капитан имеет право говорить об этой войне. Не понял почему, но может, имеет право.
— Из отделения нас осталось трое… из тех, с кем начинал… Игорь — без руки, а мы… мы только шкуру попортили…
— Да-а-а… — Зелинский снова начал яростно тереть лицо руками, словно желая содрать с него кожу.
— Присаживайся. Секунду помедлив, Савелий опустился на стул.
— Несколько раз читал твое дело и ничего не понял! Ничего!.. А я же «не просто погулять вышел» — прокурор! Военный, правда, и бывший, но… Получить девять лет, и за что? Не понимаю! Ответь, зачем ты тащил все на себя? Или боялся кого?
— Боялся? — Савелий даже разозлился от одной только мысли. — Еще чего! Что вам нужно от меня?
— Фронтовики мыс тобой: неужели не поймем друг друга?
Савелий усмехнулся, но промолчал, уставившись в какой-то плакат по технике безопасности.
Зелинский смотрел на этого парня и понимал, что тот не верит ему, не верит ни единому его слову. Не верит, а может, не слышит? Да, они стоят по разные стороны барьера: он охраняет его. Какое странное слово — «охраняет»! Можно охранять от кого-то, а можно охранять кого-то. Какое разное значение?! И неожиданно Зелинскому захотелось рассказать этому парню о себе. Рассказать, чтобы он понял его. Ему очень нужно было, чтобы он понял его.
— Знаешь, мне хочется, чтобы ты не совершил ошибку, за которую будешь потом раскаиваться… Нет, я не хочу и не буду говорить тебе прописные истины… Я — расскажу о себе… Все время я жил в каком-то выдуманном мире: родился, учился, женился… Жил, работал, верил во все, что писалось в газетах, в то, что говорилось сверху… И вдруг Афганистан! Зачем? Почему? Ради кого и ради чего? — Зелинский так разволновался, что стал даже говорить громче. — В моих мозгах все сдвинулось, все перевернулось! Все полетело к чертям собачьим! Вера, идеалы, убеждения! Все! Все!.. Ты был ТАМ! Ты должен понять меня!..
Савелий посмотрел на него и так презрительно усмехнулся, что капитану стало, не по себе. Он еле заметно вздрогнул, но не опустил глаз.
— Нет, я не стал молчать, как ты сейчас подумал!
— Он тяжело вздохнул и продолжил: — Не стал молчать, но, когда попытался прояснить, то… чудом избежал ареста, а возможно, и пули… как говорится, «случайной»… А потом… решил спрятаться… Спрятаться от греха подальше! И спрятался сюда…
— Я тебе, капитан, не поп, чтоб грехи отпускать!
— внятно, с презрительной усмешкой бросил Савелий. — Таким грузом не поделишься!
— Эх, не понял ты меня, сержант! Не понял… а жаль! — Капитан долго смотрел на Савелия, не говоря ни слова, потом вздохнул и тихо спросил: — Кем тебе доводится Лариса Алексеевна Петрова?
Савелий вздрогнул, как от страшного раската грома, испуганно вскинул голову и посмотрел на капитана в упор…
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА В ЯЛТЕ
В тот день, проводив старого соседа, Савелий переоделся в свою афганскую форму и, накинув полотенце на шею, пошел на пляж. Погода стояла теплая, но сезон купания еще не открылся: пляж был пустынным. В разных местах человек пять, не большее из самых отчаянных смельчаков, окунались в прохладную воду и быстро выбирались на берег.
Солнце клонилось к западу, наступали сумерки, и морская вода становилась все чернее.
Окунувшись у самого берега, Савелий зябко передернулся: прохладная вода и небольшой бриз мгновенно протрезвили его. Быстро взмахнув руками, он проделал несколько специальных упражнений и хорошо растерся махровым полотенцем. После этого почувствовал даже некоторый телесный комфорт, и ветерок показался теплым и приятным. Одевшись, Савелий пригладил пятерней волосы и несколько раз подпрыгнул с криком: «Я-я-я!..»
Проходящая рядом влюбленная парочка посмотрела на него с явным недоумением. Савелий улыбнулся, дружески помахал им рукой и пошел к своему домику. Когда он вышел на асфальт, то решил немного пройтись по широкой улице, подбегающей прямо к морю. По обеим сторонам рос ровно и низко подстриженный колючий кустарник. В радостном возбуждении Савелий пробежался вперед, затем оглянулся по сторонам и, никого не увидев, перепрыгнул через барьер кустов туда и обратно. Перемахнув в третий раз с асфальта через кусты, он заметил в просветах между деревьями какое-то оживление и подумал, что это либо экскурсия, либо гулянке, и решил подойти поближе.
Еще издали он понял, что ошибся: на перекрестке грунтовых дорог стояли несколько человек и что-то возбужденно обсуждали. Бросилось в глаза, что они, несмотря на сильный эмоциональный накал, приглушали свои голоса, стараясь, видимо, не привлекать лишних глаз.
Савелий, любитель острых ощущений, бесшумно подошел поближе к перекрестку. Когда до него оставалось метров десять, «дипломатические переговоры», судя по всему, между двумя группами закончились в началась жесткая и беспощадная драка. Толпа была внушительная: человек десять- пятнадцать. Кто против кого дрался, было непонятно. Наблюдая со стороны, Савелий чувствовал себя как бы зрителем в театре. Он уже хотел уйти, но в этот момент заметил среди дерущихся мужчин молодую женщину, которая бесстрашно набрасывалась тона одних, то на других, взмахивая белой сумочкой. Ее длинные волосы взлетали то в одну сторону, то в другую. Несколько раз, получив ощутимый удар, она вываливалась из клубка дерущихся, падала на землю, но снова вскакивала и бросалась «в бой».
Зрелище оказалось настолько интересным и притягивающим, что Савелий остановился и решил посмотреть, что будет дальше.
Визгливый скрежет тормозов подъехавшей «Волги» на секунду заставил дерущихся замереть, но, рассмотрев, что машина не милицейская, а значит, опасность не грозит, они продолжили «выяснять отношения».
Из «Волги» выскочил водитель и врезался в толпу дерущихся. Что-то знакомое было в его фигуре, и Савелий, наморщив лоб, пытался вспомнить, кого он напоминает. Это неожиданное вмешательство сразу изменило соотношение сил. Судя по всему, водитель был опытным бойцом, знакомым с боевым каратэ: Савелий сразу определил это. Противники, осознав, что проигрывают, стали отступать. Савелий вновь отметил интересную деталь: все дрались молча, без обычных криков. Создавалось впечатление, что дерутся глухонемые. Исключение составляла женщина, которая визгливо, по-бабьи выкрикивала угрозы, не чураясь крепкого словца.
Неожиданно длинный рыжий парень лет двадцати пяти обхватил женщину и крикнул:
— Я сейчас удавлю ее, если не остановитесь! Изо всех сил она пыталась вырваться из цепких лап рыжего он крепко держал ее. На помощь бросился парень из «Волги», но рыжий выхватил из кармана нож и приставил к горлу женщины.
— Не суйся: замочу враз!
Женщина, до этого отчаянно сопротивлявшаяся, мгновенно обмякла и замерла. Переложив нож в руку, сжимающую горло, рыжий нахально начал щупать ее грудь, живот, все ниже опуская руку. Она дернулась.
— Стой спокойно, сука! — процедил тот сквозь зубы и плотоядно усмехнулся, задирая ей подол. — Ну что, будем продолжать? Женщина обречено всхлипнула.
