Засветив лампу, закрыл дверцу на задвижку. Варя с изумлением осмотрелась, а Савелий разжег странной формы керосиновую печурку, чтобы стало теплее.
— Как здесь просторно! Никогда бы не подумала, что внутри пустота: снаружи он выглядит таким здоровым и внушительным! А здесь даже лежать можно с вытянутыми ногами…
— Еще и для тумбочки место останется! — усмехнулся Савелий. — Варечка, взгляни сюда. — Откинув мешковину, он открыл ящики с двухлитровыми банками.
— Это же женьшень! — воскликнула она. — Теперь понятно, куда спрятал его Антон… — Взглянув на Савелия, пояснила: — За несколько лет до своей гибели Егор набрел на большое семейство этого корня. Ты что-нибудь знаешь о нем?
— В общих чертах…
— Этот корень, как его еще называют — корень жизни, ценится на вес золота. Лучше всего сохраняется в спиртовом растворе. Сам раствор тоже обладает многими уникальными свойствами, которые не может пока объяснить даже наука. Вылечивает от многих болезней, предохраняет от раннего старения и даже продлевает жизнь…
— Продлевает жизнь? — усмехнулся Савелий.
— Не веришь?
— Не то что не верю… Удивляюсь. И что же дальше?
— Ну вот, Егор обнес этот участок заборчиком, метку поставил. И раз в год выкапывал несколько корней и сдавал государству. А однажды пришел и застал разоренное место: все было выкопано… Ты же знаешь, он был хорошим охотником, да еще Мишка… Короче говоря, следы привели к домику Антона. Но тот оправдался тем, что якобы сам пытался выследить похитителя, когда застал место разорения. Он клялся так искренне, что Егор ему поверил.
Савелий смотрел на ее раскрасневшееся от праведного гнева лицо и с грустью думал: если Варя так злится на Антона, то что ожидает его самого. Ладно, будь что будет: решил, значит, надо испить эту чашу до дна… Расскажет, а там пусть сама решает.
— Варя, волнуясь, начал он. — И все-таки мне нужно тебе все рассказать! И вновь она прикрыла ладошкой его губы.
— Я же тебе сказала, милый… я и так все знаю…
Ты знаешь о том, что я беглый? — нахмурился Савелий.
— Знаю! — ответила она просто и улыбнулась. А когда… когда тебе это стало известно? Если откровенно, то я с самого начала подозревала. По некоторой информации, правда отрывочной, из твоего бреда, а потом из разговора по радиотелефону… А когда ты ушел от… из дома, узнала еще больше. Я нашла могилу Федора…
— И несмотря на это, ты…
Варя молча кивнула головой, но ее глаза говорили гораздо больше…
Савелий взял ее руку и прижался лбом к ладошке. Хотел обнять, но поморщился от боли.
— Что ж это мы разболтались? Давай плечо перебинтую. Снимай все: здесь уже совсем тепло.
Снимая свитер, Савелий содрал пластырь, и вновь стала сочиться кровь.
— Придется вначале лицом заняться… Бедненький мой: сколько же на тебя всего валится.
— Точно? Что ни лужа, то моя! — Он криво усмехнулся. — Везунчик!
— Да уж, везунчик… Ну ничего, ты теперь не один…
Они замолчали, чувствуя, что сейчас любые слова будут совершенно лишними. Это молчание не было тягостным — в такие минуты вокруг близких людей как бы возникает какое-то неведомое мощное поле, которое постепенно обволакивает оба организма и заставляет их работать от одного источника. И нет более сильного источника, имя которого — Любовь…
«НЕ МОГ ОН УЙТИ»
Странная группа во главе с капитаном милиции подошла к первому тайнику Браконьера и очень быстро отыскала вход в деревянную землянку.
— Пусто здесь — заявил Меченый, с опаской заглянув в темный люк.
— Быстрее, быстрее! — зло бросил капитан. — Спешка нужна только при ловле мандавошек. Черт меня дернул послушать… сиди теперь в этой тесноте впятером!
Они спустились в подземную комнатку, зажгли лампу.
— А чо, здесь ништяк: тепло, светло и мухи не кусают! — обрадовался молодой парень.
— Тебе, Кудрявый, хоть в говне, только бы тепло было! — бросил капитан, потом быстро стал осматривать все вокруг. — А ведь Бешеный здесь был, и совсем недавно… — задумчиво проговорил он. — Вон, даже крошки хлебные не успели зачерстветь…
— Может, поохотиться пошел? — предположил гот, что со шрамом.
— Если бы поохотиться, то уже вернулся бы: ночь на дворе. А холодрыга какая? — возразил Кудрявый.
— Ночь, холодрыга… все правильно! — согласился капитан. — Но есть еще одно, что подсказывает нам точную версию. — Он посмотрел на каждого с чувством превосходства и, не дождавшись ответа, ехидно усмехнулся. — Эх, олухи, чему только вас в школе учили!.. Да если бы он должен был вернуться, стал бы так тщательно замаскировывать вход?.. Молчите? То-то же… Короче, ночь как-нибудь переспим здесь, а утром — в путь: заедем на заимку — все равно по пути — и в главный курок! Не мог он уйти из тайги и оставить то, о чем говорил Браконьер! — Он выразительно посмотрел на мужчину со шрамом…
— Лично я бы не бросила — ухмыльнулся тот.
— А чо там? — поинтересовался Кудрявый.
— Узнаешь! — отрезал капитан. — Много интересуешься. Лучше бы жратвой занялись, расселись тут…
«Я НЕ МОГУ БЕЗ ТЕБЯ»
Закончив обработку раны на лице. Варя привычно и ловко перебинтовала ему плечо, обложив «чудодейственной» мазью.
— Теперь ложись и положи голову мне на колени. Так удобнее будет и менее больно плечу…
Савелий лег так, как сказала Варя, и стал молча смотреть на нее, с напряжением ожидая, что она скажет.
Варя чувствовала, что только от нее сейчас зависит: зашумит их дерево любви или зачахнут ростки, не успев даже взойти… Однако она молчала… молчала не потому, что испытывала какие-то колебания: окончательное решение было принято в тот момент, когда она отправилась на его поиски. Если и были сомнения, то единственные — в ней самой. Сможет ли, найдет ли в себе силы, такт, нежность… Хватит ли терпения дм того, чтобы помочь Савелию выстоять, выдержать удары трудной судьбы? Сможет ли она помочь ему отсидеть такой огромный срок? Ведь придется сидеть, если он не сумеет добиться справедливости!.. Господи, о чем это она думает? Ей же нужно ответить всего лишь на один и довольно простой вопрос: как ему будет легче бороться за себя, вдвоем или одному?
И неожиданно Савелий, словно подслушав ее мысли, тихо проговорил:
— Варюша, я не могу без тебя…
— Дурашечка ты мой! — Счастливая улыбка стерла озабоченность с ее лица, и Варя ласково пригладила его взлохмаченные волосы, потом медленно наклонилась к нетерпеливым и заждавшимся губам Савелия… и он, изголодавшийся по женскому теплу, запаху, по женским ласковым рукам, нежной коже, совсем потерял власть над собой: резко подмял Варю под себя и начал остервенело срывать с нее одежду…
Она не сопротивлялась, более того, самой Варе передалось его неукротимое желание, его жажда… Она вдруг вспомнила то далекое, первое прикосновение губами к его плоти и… тоже потеряла над собой контроль: судорожно вцепилась в его брюки, стараясь непослушными пальцами помочь Савелию. — Милый… милый… Савушка…
Сейчас они напоминали двух животных, которые жаждали только одного: слиться, соединиться, войти друг в друга… Не существовало ничего, кроме женской и мужской плоти. Как ни странно, но им обоим доставляло удовольствие причинять боль другому и получать удовольствие от боли. Они рычали, царапались, чуть не грызли друг друга… Для них не было стыда или запретных мест: каждый кусочек кожи был чувствителен к ласкам. Они были мокрые от пота, тяжело дышали, но счастливые глаза кричали о том, что они счастливы, по-настоящему счастливы друг от друга… Эта прекрасная любовная борьба
