— Ну и как? Вас не разочаровала моя внешность? — с легким вызовом спросила она.
— Лишь убедился, что старый Киламбе редко ошибается, сеньора…
— Джульетта. — Она не выдержала и звонко рассмеялась.
— Что и требовалось доказать! — подхватил довольный старик и незаметно перевел разговор на другую тему: — Этот молодой и весьма приятный человек — ваш жених или приятель?
— Виктор мой друг, а моего мужа вы хорошо знаете… — Джульетта специально сделала паузу.
— И старый Киламбе догадывается, кто ваш муж, — спокойно ответил старик.
— Вот как? Интересно!
— Тот, которого якобы зовут… — он взглянул прямо в глаза Джульетты, — Сильвестр! — Увидев ее округлившиеся глаза, смилостивился и пояснил: — Только такая красавица и только такая дерзкая умница может быть женой такого мужчины, как сеньор де Сильва. Да что вы стоите за оградой, проходите…
Это был такой явный комплимент, что Джульетта покраснела от смущения. Они вошли и остановились рядом с Киламбе. Джульетта достала из сумочки рисунок Самсона и протянула ему:
— Ваш сын — прекрасный художник! Жаль, что с его рукой такая беда приключилась.
— Талант дается от Бога, — с любовью рассматривая творение сына, как бы возразил старый Кикшбе. — Некоторые люди — совсем недавно по телевизору видел, — даже безрукие, ногами рисуют.
— Вы правы, отец, все от Бога! — поддержал Виктор.
— Бог-то Бог, но будь и сам неплох, — неожиданно по-русски произнес старик, хотя и с очень сильным акцентом.
Джульетта настолько удивилась, что невольно переглянулась с Виктором.
— Эх, дочка, старый Киламбе уже говорил, что он много пожил на свете, много знает, много видит, много запоминает… — Он широко улыбнулся и пояснил: — Все очень просто объясняется: муж ваш говорил, что жена его тоже русская. А то, что вы услышали несколько слов по-русски, так это потому, что старый Киламбе много лет назад работал с вашими соотечественниками и кое-что запомнил на вашем языке.
— Вы просто чудо! — воскликнула Джульетта. — Можно я вас обниму и поцелую?
— Никогда не стоит сдерживать эмоции, идущие от сердца! — улыбнулся старый Киламбе и, совсем как молодой, легко поднялся со скамейки.
Джульетта обняла его и трижды, по русскому обычаю, расцеловала в обе щеки.
— Ух, здорово! — зажмурился от удовольствия старик. — Лет десять сбросил! Нужно чаще целоваться с молодыми! По этому случаю неплохо бы закрепить наше знакомство кокосовкой старого Киламбе. — Заметив многозначительные взгляды которыми обменялись его гости, он расценил из по-своему и добродушно добавил: — Во всяком случае, мужу вашему моя кокосовка пришлась душе…
— Тогда грех отказываться, — согласилась Джульетта.
— Прошу в дом…
После второй рюмки действительно отменного напитка, хотя, на вкус Джульетты, несколько крепковатого, хозяин дома еще больше расчувствовался и немного загрустил.
— Старый Киламбе знает, для чего вы приехали. Поверьте, знает… Однако старый Киламбе мало чем может помочь вам: может рассказать, какой ваш муж сильный и бесстрашный, как он сумел расправиться голыми руками сразу с тремя соперникам, причем вооруженными ножами да пистолетами, так вы это наверняка и сами знаете. Может рассказал что тем, кто слишком приближается к нему, грозит опасность, зачастую смертельная, как это случилось с Раулем, но вы наверняка и сами это знаете. Должен признаться, что старый Киламбе испытывает вину оттого, что не захотел почувствовать беду, угрожающую вашему мужу… — Старик тяжело вздохнул, еще плеснул в бокал из кувшина своего напитка и тут же опрокинул его в рот.
— Почему вы терзаете себя? Вы-то в чем виноваты? — не поняла Джульетта.
— Старый Киламбе обиделся на него за смерть бедного Рауля, обиделся, вместо того чтобы тенью ходить за ним, чувствуя, что зло сгустилось головой…
— Но чем бы вы могли помочь ему? Говорят, их много было… — вставил Виктор.
— Сколько бы их ни было, старый Киламбе с нашим мужем сумели бы одолеть их, если бы они чем-то не отравили его…
— Отравили?! — в отчаянии воскликнула Джульетта и вспомнила про дротик, о котором рассказывал Педро.
— Не волнуйся, дочка, не до смерти, этой гадостью они его лишили возможности двигаться. Старый Киламбе было бросился людей собрать, да не успел: его уже укладывали в лодку, чтобы переправить на катер, стоящий неподалеку…
— Катер? — переспросил Виктор, бросив взгляд на Джульетту.
— Катер, — уверенно повторил старик, — и очень быстроходный, старый Киламбе таких в своей жизни не видывал!
— Послушайте, отец, а вы знаете что-нибудь про карлика, страшного такого?
— спросила Джульетта.
— Этого урода старый Киламбе никогда не забудет: он-то всем и руководил при посадке в вертолет.
— В вертолет? Вы же сказали, что на катер…
— В вертолет, после того, как этот карлик убил Рауля. — Чувствовалось, что кокосовка несколько спутала мысли старика.
— Так вертолет это был или катер? — настойчиво переспросил Виктор.
— И вертолет там был, и катер, и много восточных людей, а также полуголых молодых девочек… — Он усмехнулся.
— Но на чем все-таки увезли моего мужа?
— Вашего мужа увезли на катере. Точно, на катере… — Он тряхнул головой и вновь потянулся к кувшину.
— А карлик где был — у вертолета или у катера?
— У катера… — На этот раз голос был неуверенным. — Или у вертолета… — добавил он, по всей вероятности, кокосовка оказалась крепкой не только для Джульетты.
— Ничего не понимаю! — удивилась она. — Нам говорили, что муж убил карлика в пальмовой роще.
— А ведь точно, — хлопнул себя по лбу старик, — ведь мальчишки рассказывали об этом, а старый Киламбе не поверил. Но если он его убил в роще, то как этот карлик мог увезти его на вертолете? Или на катере… Загадка, однако…
— Действительно загадка, — согласился Виктор.
— У меня такое впечатление, что в этом похищении слишком много загадок, — задумчиво проговорила Джульетта, пытаясь понять, почему Педро говорил о вертолете, хотя Савелия увезли на быстроходном катере? Откровенно врал, но для чего? Может быть, и история со смертью карлика несколько преувеличена? Но для чего, черт побери?!
VII. Добро не прощается
Семья Лукошниковых не имела дворянских корней, однако каждый в ней гордился своей исконно русской фамилией, происхождение которой последнему ее носителю по мужской линии Лукошникову Кузьме Силантьевичу удалось установить аж до войны тысяча восемьсот двенадцатого года. Его предки занимались плетением корзин, лаптей и туесков, любых других изделий из лыка.
Кузьме Силантьевичу, полковнику в отставке, в военных архивах Исторического музея удалось разыскать упоминание о своем прапрадеде, который, оказывается, участвовал в Бородинском сражении, и звали его тоже Кузьмой.
Упоминание его имени в скрижалях того времени было связано с тем, что солдат Кузьма Лукошников, находясь в передовом дозоре, не только первым обнаружил противника и предупредил об этом своего командира, но и в одиночку захватил в плен французского офицера, за что и был награжден Георгиевским крестом.
Так что, несмотря на сугубо мирную фамилию и на то, что их далекие предки были скорее всего обычными деревенскими умельцами, последующие отпрыски Лукошниковых по мужской линии стали исключительно военными. Отец Кузьмы, со старинным русским именем и отчеством Силантий Геливерстович, ушел в отставку в чине капитана незадолго до начала Великой Отечественной войны, но не смог оставаться
