— Кто сказал «выручать»? Ты хотел заманить его в Америку, а зачем — это только тебе известно!
— У тебя нет никаких доказательств того, что эту схему придумал я, — спокойно и рассудительно заявил Широши.
— Я действую методом исключения — если не я и не ты, то кто такой уже стал умный в финансовых махинациях?
— Никогда не думал, что ты так меня уважаешь, Брюс. Спасибо, — размышляя о чем-то своем, сказал Широши. — Но боюсь, что у тебя прогрессирует острый склероз. Мы-то с тобой хорошо знаем, что есть еще некто, способный придумать не такую схему, а еще и почище…
Наблюдавший за реакцией Брюса Савелий с удивлением заметил, как его красное лицо сначала побледнело, а потом посерело.
— Он? — шепотом спросил Брюс.
— Конечно, он! Твой любимый друг и покровитель, Шакал! Негоже забывать того, кто столько для тебя сделал!
— Но зачем он написал это письмо? — испуганно спросил Брюс.
— И ты меня спрашиваешь, зачем он это сделал? — с типично еврейской интонацией вопросом на вопрос ответил Широши. — А я знаю?
— Ты прав, Лейба. Мне нужно будет спросить у него самого, — без особого энтузиазма согласился собеседник.
Тут Широши так звонко и заразительно расхохотался, что, по мнению Савелия, явно вышел из образа.
— Боюсь, ты немного опоздал, дорогой Брюс!
— Что ты имеешь в виду? — настороженно спросил тот, не замечая неуместного смеха хозяина.
Широши демонстративно посмотрел на часы.
— В ближайшее время тебе вряд ли удастся связаться с Шакалом, но если потом ты будешь слишком настойчиво искать с ним встречи, то тебе придется последовать за ним туда, откуда не возвращаются.
— Говори конкретно» он что, заболел? — Лицо Брюса опять побагровело: казалось, его сейчас хватит удар.
Широши был невозмутим.
— Насколько мне известно, та субстанция, которую мы с тобой, Брюс, знали под именем Шакал, в ближайшие часы и, может, даже минуты прекратит свое существование.
— Но как это может быть? — Тонкий голос старого еврея опять сорвался на крик.
— Пути Всевышнего неисповедимы! Или ты перестал верить. в единого и всемогущего Бога?
— У него смертельная болезнь? Он же никогда не жаловался на здоровье? — продолжал задавать свои вопросы Брюс.
— Он умрет не своей смертью, а будет казнен за свои черные дела, а ты, Брюс, никогда не узнаешь, зачем он написал Можаеву это письмо-Брюс как-то мигом утратил всю свою былую агрессивность и даже внешне обмяк.
— Ты ведь намного меня моложе, Лейба! Я старый, больной человек, — заканючил он жалобно, — и если это подложное письмо с моей подписью попадет в прессу, то мое имя будут опять полоскать на всех углах и обвинять меня в самых страшных грехах.
Казалось, он сейчас заплачет.
— Помоги мне, Лейба, ты ведь такой умный!
— Как опровергнуть твое авторство этого дурацкого письма, я придумать не могу. Но постараюсь компенсировать тебе возможный моральный ущерб иначе.
Широши выудил из бездонного кармана своего халата туго завязанный холщовый мешочек, развязал его и стал по очереди вынимать оттуда старинные монеты.
— Смотри, вот безанты, золотые монеты Византийской империи, вот несколько золотых экю Людовика Одиннадцатого, а вот старинные флорентийские флорины, а это, с портретами дожей, венецианские дукаты. Вот, подержи в руке эти испанские дублоны, в каждом по семь с половиной граммов чистого золота.
При виде разложенных по столу старинных золотых монет Брюс немедленно ожил; на обрюзгших щеках заиграл румянец, а в глазах появился блеск. Он встал и навис над столом всей своей тушей, осторожно беря в руки эти Ценнейшие остатки мировой цивилизации.
— Какие они красивые! — только и смог вымолвить он. — И сколько ты за них хочешь? — опасливо спросил он у Широши.
— Нисколько! Это мой тебе подарок. Им я пытаюсь компенсировать твои грядущие муки по поводу того, кто все-таки написал это пресловутое письмо — я или Шакал? Муки эти будут преследовать тебя до последнего вздоха.
— Таки все же ты написал это поганое письмо, Лейба, а теперь от меня откупаешься… Широши засмеялся.
— Думай что угодно, Брюс. Тебе лучше других известно, что откупаются тогда, когда боятся, а мне тебя бояться, особенно после того, как вот-вот казнят Шакала, просто смешно. Представь себе, что к старости я стал сентиментальным и мне захотелось в первый и в последний раз в жизни сделать тебе подарок.
— Не могу такого представить, — честно признался Брюс.
— Тогда тебе придется утешаться тем, что мне теперь стыдно за то, что я немного ловчил, когда мы имели с тобой общие дела.
— Ты меня обманывал? Не может быть! Все документы о наших с тобой операциях я сам всегда проверял досконально!
— Ты мне никогда не верил, старина Брюс, не веришь и теперь. Хочешь, забирай монеты, только быстро, пока я не передумал.
С этими словами Широши бросил Брюсу мешочек, который тот с удивительной ловкостью поймал, после чего буквально одним движением подхватил два десятка монет, лежавших на столе, и ссыпал их в мешочек.
Уже на пороге он уныло попросил:
— Лейба, ну скажи-таки правду?
— Брюс, у меня всегда есть право передумать. Поспеши, — с этими словами Широши позвал Рама. — Проводи, пожалуйста, мистера Рубинстайна до его яхты… Рад был тебя повидать, Брюс. Поболтал бы еще, но годовые балансы моих многочисленных фирм взывают о внимании…
Несмотря на неожиданный улов старинных золотых монет, Брюс, возвратившись на яхту, чувствовал себя угнетенным и утомленным. Болела голова. Его личный врач, получавший в пять раз больше упомянутого повара, померил давление и снял кардиограмму: все было в норме.
Врач предположил, что плохое самочувствие — результат того, что он с утра ничего не ел. Брюс плотно пообедал, но неприятные ощущения не проходили.
Примерно через час после того, как очертания острова скрылись за горизонтом, этот дряхлый и не слишком здоровый старик почувствовал себя будто заново рожденным. Голова была ясной и светлой. Гнет, который он нес на своих плечах не одно десятилетие, внезапно улетучился.
«Неужели этот старый пройдоха не соврал про Шакала?» — промелькнуло у Брюса. Рубинстайна посетило давно забытое чувство необычайной свободы и покоя. «Да пропади они пропадом все: этот зануда Лайн, со своими угрозами, этот неотесанный и наглый болван Можаев со своими счетами, Лейба, с его вечными шутками… «, — с каким-то новым отчаянным весельем подумалось ему.
Он вынул мощную лупу и принялся с восхищением разглядывать ставшие его собственностью монеты. Подарок Лейбы Гурвица, а под таким именем Рубинстайн много лет знал Широши, радовал его, как ребенка…
XXVII. Трусость Аркана
Ростовский, взвесив все «за» и «против», подчиняясь своему дерзкому характеру, решил напрямую выйти на Аркана и в лоб забить с ним «стрелку». Из разных источников Андрею стало известно, что Аркан может собрать до трех десятков хорошо вооруженных боевиков, многие из которых побывали в горячих точках: одни воевали в Приднестровье, другие участвовали в грузино-абхазском конфликте, а некоторые прошли большую школу операций в Чечне.
Противопоставить им Ростовский, учитывая людей Ушбы, мог чуть более двадцати человек. Казалось,
