Общество и его проблемы

наличных социальных условий. Подобно тому, как таланты ума и высоты знания, достигнутые в прошлом, нашли свое воплощение в конкретных приспособлениях, орудиях, средствах и технологиях, которые не в силах воспроизвести нынешние разумные индивиды, но которыми они могут осмысленно пользоваться, — так будет обстоять дело и в будущем, когда социальные проблемы станут яснее благодаря тем знаниям, которыми будет обладать общество в целом.

Большое значение всегда имело то, какой уровень развития деятельности запечатлен в предметах, олицетворяющих человеческий разум. В эпоху варварства главный член сообщества был лучшим среди соплеменников, но по объему знаний и способности к формированию суждений он, вероятно, во многих отношениях уступает самому ничтожному представителю более развитых цивилизаций. Способности человека ограничены доступными ему предметами и орудиями. В еще большей степени эти способности зависят оттого, что, согласно бытующим традициям и институциональным обычаям, находится в центре внимания, оттого, что составляет главный интерес. Смыслы существуют в определенных рамках, задаваемых имеющимся инструментарием, наиболее важной разновидностью которого является, в конечном счете, язык как средство не только мышления, но и коммуникации. Современный механик может рассуждать об омах и амперах, чего не мог делать в свое время сэр Исаак Ньютон. Множество людей, знакомых с устройством радио, имеют определенные суждения о таких вещах, которые Фарадею и пригрезиться не могли. Отвечать на это: «будь Ньютон и Фарадей нашими современниками, они бы оставили далеко позади Себя всех этих механиков-любителей», значит не понимать, о чем идет речь. Ибо такой ответ концентрирует внимание лишь на одной стороне дела: на тех изменениях, которые способны произвести в нашем мышлении сами предметы мышления, а также смыслы, имеющие хождение в обществе. Более разумное устройство общества, могущее выразиться в более обширных знаниях и в большей готовности сообразовываться с разумом, ни на йоту не прибавит человеку изначальной одаренности, зато повысит тот общий уровень, на котором функционирует совокупный разум общества. Высота этого общего уровня имеет гораздо большее значение для занятия делами общества, чем существующие различия в уровне умственных способностей. Как сказал Сантаяна: «Живи мы при лучшем общественном устройстве, в наших головах сам собой установился бы и лучший образ мысли. Постоянно попадать во власть варварства и суеверий нас вынуждает не отсутствие остроты чувств, не нехватка талантов и не неупорядоченность внешнего мира, а отсутствие доброго характера, доброго примера и доброго правительства». Представление о том, что разум есть результат личной одаренности или личных достижений, есть великое заблуждение, порожденное тщеславием класса интеллектуалов — подобно тому, как представление о богатстве как о чем-то, что заработано исключительно благодаря личному труду и личной собственности, есть заблуждение коммерческого класса.

Мысль, которую мы бы хотели высказать в заключение, не касается сферы интеллектуального метода, но затрагивает вопрос практического реформирования социальных условий. Наиболее углубленное и всестороннее понимание сообщества неизменно предполагает наличие общения «лицом к лицу». Поэтому семья и ближайшее окружение, какими бы недостатками они ни обладали, всегда будут главными агентами воспитания, образования, под чьим воздействием постоянно формируются общие установки и усваиваются идеи, образующие основу характеров. «Великое сообщество» как сфера свободной и всесторонней коммуникации есть нечто такое, что возможно представить в мысли. Но такое сообщество никогда не будет обладать всеми теми чертами, которыми характеризуется местное сообщество. Оно явится лишь конечной инстанцией в деле упорядочения отношений и обогащения опыта местных ассоциаций. Вторжение в жизнь местных сообществ внешних, неконтролируемых сил и частичное разрушение этими силами жизни данных сообществ является непосредственным источником нестабильности, распада и суеты, отличающих нынешнюю эпоху. Все то зло, в котором огульно и некритично обвиняют индустриализм и демократию, разумней было бы отнести на счет последствий распада местных сообществ. Серьезные и долговременные привязанности формируются лишь в самом тесном общении, а таковое неизменно остается уделом малых сообществ.

Но могут ли местные сообщества быть стабильными, но не статичными, развивающимися — но так, чтобы это развитие не сводилось к простой мобильности? Возможно ли так ограничить и отрегулировать жизнедеятельность огромных и многосложных макроассоциаций, чтобы те могли доносить наиболее общие и всеобъемлющие смыслы, потенциальными носителями которых они являются, до наименее масштабных союзов, объединяющих тесными связями людей, находящихся в непосредственном общении друг с другом? Возможно ли возродить во всей ее полноте жизнь малых сообществ, привив всем членам этих последних специфическое мировосприятие, присущее местным сообществам? В настоящее время наблюдается, по крайней мере, в теоретической сфере, переход от принципа территориальной организации к «функциональному», то есть профессиональному принципу. Прежние формы территориальных объединений действительно не слишком удовлетворяют современным потребностям. Связи, порождаемые участием в общей работе, будь то производственная или иная профессиональная деятельность, действительно приобрели в наше время небывалое значение. Но рассчитывать на такие связи долговечная и стабильная организация (отличающаяся к тому же гибкостью и подвижностью) может лишь в том случае, если они являются результатом непосредственного общения и личных привязанностей ее членов. Если же теория берет за точку отсчета некие отдаленные организации, характеризующиеся опосредованными связями, то процесс реализации такой теории вскоре омрачится все теми же бедами и проблемами, что и нынешняя ситуация. Тесное, непосредственное общение, личные привязанности обладают такой глубиной и жизнестойкостью, заменить которые не может ничто.

Правы те, кто утверждает, что для воцарения мира во всем мире необходимо обеспечить взаимопонимание с народами других стран. Однако, осмелюсь спросить, хорошо ли мы понимаем своих ближайших соседей? Утверждают также, что если человек не возлюбил ближнего своего, которого он способен узреть, не может он возлюбить и незримого Бога. Если мы не обладаем опытом понимания своих ближайших соседей, то вероятность установления нами взаимопонимания с отдаленными народами также весьма невелика. Человек, с которым у нас нет общения в повседневной жизни, способен вызывать у нас восхищение, возбуждать в нас дух соперничества, раболепного подчинения, фанатической приверженности, поклонения — но только не любви и не понимания, обеспечить которые способны только привязанность и узы тесного общения. Демократия должна зарождаться дома, а таким домом для демократии является сообщество ближайших соседей.

В задачи настоящего исследования не входит обзор перспектив реконструкции сообществ типа «лицом к лицу». Между тем, в самой природе человека коренится стремление к установлению надежных отношений с окружающими. Инерция и тенденция к стабильности свойственна не только различным физическим массам и молекулам, но также эмоциям и стремлениям. Наполненное миром и смыслом счастье возможно только при установлении надежных связей с окружающими; оно достигает таких глубин, что возникает возможность сформировать некое незыблемое основание, расположенное за поверхностью осознанного опыта. Трудно сказать, в какой мере такие признаки, как суетливость, непоседливость, раздражительная неудовлетворенность, потребность в искусственных стимуляторах являются симптомами отчаянных попыток заполнить пустоту, образующуюся при ослаблении тех связей, что превращают людей в сообщество, спаянное единством непосредственных переживаний. Если и есть в психике человека нечто такое, на что можно положиться, то это тенденция к обретению в себе самом порядка и покоя, сменяющая нескончаемый поиск чего-то далекого, не приносящего удовлетворения. Порядок же и покой обретаются, повторим, только в тех насущных, устойчивых и глубоких связях, установить которые можно лишь со своим непосредственным окружением.

Однако, данная тенденция демонстрируется психикой лишь тех из людей, кто находится в гармонии с объективным ходом вещей. Трудности с анализом возникают, лишь когда исследователь пытается установить, не идет ли на убыль тенденция к распылению энергии и не ускоряется ли общее развитие событий. Если рассматривать происходящее с внешней, материальной стороны, то, конечно, легко заметить процесс усиления концентрации; разрастание городского населения за счет сельского, появление самых разнообразных организаций — все это очевидные события. Но появление гигантских организаций не мешает процессу разрушения отношений, характерных для местных сообществ, и вытеснению объединений, основанных на личных отношениях, обезличенными связями — то есть не исключает тенденции, препятствующей сохранению стабильности. Об этом же свидетельствует характер наших городов, нашего организованного бизнеса, а также природа крупных ассоциаций, в которых нет места проявлениям