Это была мина замедленного действия. Надо только заявить, что она служила в СС, возбудить подозрения, запустить разбирательство, а свидетельства — вот они, уже готовы. И если в результате всей этой провокации, ее и не посадят в тюрьму, благодаря ее связям и прошлым заслугам, то, во всяком случае, равно как и Шанель, она надолго сойдет со сцены, утратит общественный вес, и к ее мнению уже никто не будет прислушиваться. А Бруннеру только этого и надо. Спокойно творить свои делишки и не пачкать руки.
Нет, он не жаждет ее крови. Зачем? Главное — лишить авторитета. Впрочем, если все будет получаться не так, как он запланировал, она не сомневалась, что Бруннер не остановится и перед убийством. Придумает, как все подстроить, чтобы она умерла как бы от сердечного приступа. Ведь все знают, у мадам де Монморанси больное сердце. Вот оно и отказало.
Ей надо действовать осторожно. И позаботиться о том, чтобы уберечь своего главного свидетеля — Софи Планк. Вернувшись в гостиницу, Маренн сразу же написала Софи письмо. Она просила ее немедленно сменить место жительство, и никому ни под каким предлогом не сообщать новый адрес. Даже родственникам. Маренн же указать только почтовый адрес до востребования, куда посылать ей при необходимости письма, желательно в другом городе. Самой же Софи она категорически запретила себе писать, а в случае крайней необходимости — посылать корреспонденцию на адрес клиники под вымышленным именем, учительницы Анны Бонк с пометкой «лично мадам де М.» Маренн отдаст распоряжения, чтобы такие письма приносили ей немедленно. Но и этого лучше избегать. Пугать Софи Маренн не хотела, но попросила ее быть крайне осторожной, не заводить сомнительных знакомств, по возможности жить уединенно.
Второй ее целью стал Анджей Ковальский. Несмотря на то, что он был настроен против нес, она решила помочь этому человеку во второй раз. Однако, подумав, решила все-таки не добиваться его перевода во Францию. Пусть он проходит лечение в Штатах, она же будет постоянно приезжать туда.
В создавшихся обстоятельствах он мало на кого может рассчитывать. Разве что на доктора Мартина, который после побега от гестаповской охраны тоже пока нигде не объявлялся. Скорее всего, он тоже пока предпочтет оставаться на дне и не мутить воду. Для них еще не пришло время действовать — ведь очень легко можно угодить на виселицу. Значит, она должна опередить их. Она поместит Ковальского в клинику одного из своих давних американских партнеров, профессора Генри Гаррета, и вместе они попытаются разблокировать его сознание, вернуть здравый рассудок человеку, который и без того вынес немало и потому заслуживал лучшей судьбы. А заодно, если получится, помочь ему вспомнить, кто на самом деле делал ему инъекции, проводил над ним опыты, и подготовить, таким образом, еще одного свидетеля против Бруннера. А заодно понять механизм, как он добивался подобных результатов. Чтобы заставить этот механизм работать по обратной схеме.
Но как все-таки Ковальский оказался свидетелем в процессе над Отто Скорцени? Это казалось в высшей степени странным. Он никаким образом не участвовал в организации партизанских отрядов «вервольф», и даже не пострадал от их деятельности. Он, наверное, даже не знал, кто таков этот Отто Скорцени — и оказался свидетелем в суде над ним. Маренн подозревала, что это каким-то образом связало с ней. Что-то затевалось, но ее появление нарушило запланированный ход вещей. Не потому ли Скорцени совершенно неожиданно было предъявлено обвинение в геноциде, которого никто не ждал, что кому-то очень хотелось связать его дело с ее, что было, конечно, не трудно, свидетелей тут хоть отбавляй, а на нее свалить всю деятельность Бруннера? Кто мог стоять за этим? Тот, кто хотел убрать Скорцени с пути, кто-то из бывших соратников? Из тех, кто покровительствовали Бруннеру еще в рейхе? Одному ему такая задача, как повлиять на ход американского следствия, включить свидетеля да еще добиться, чтобы его заслушал трибунал, вряд ли была по силам. Тут и доктор Мартин не поможет. Нужны фигуры покрупнее. Но все, кто покровительствовал Бруннеру, — мертвы. Гиммлер, Кальтенбруннер. Кто еще? Мюллер? О его судьбе ничего не известно, но он с Бруннером дело иметь не будет — зачем? У него и так богатый арсенал способов, как обеспечить свое будущее. У кого, как ни у шефа гестапо, они имеются? Кто? Это необходимо узнать. Это тоже тайный враг, и его надо поскорее определить, чтобы лишить Бруннера поддержки. Кто-то из американцев, кто тоже подсел на его таблетки? Вряд ли Бруннер так опрометчиво стал предлагать их всем, кому попало, как только пал Берлин. Нет, это все-таки кто-то из рейха, прошлые связи. Тот, кто имеет влияние сейчас. Не явное, конечно.
Она попросила де Трая узнать, как Ковальский оказался в процессе. Но ведь де Траю могут и не сказать — тайна следствия. Зачем американцам выкладывать все как на духу какому-то французскому генералу, да и какие у него причины интересоваться. Вскоре он и сам станет подозревать Маренн в тайном умысле, если уже не подозревает, учитывая доклады Второго бюро. Кто еще может знать?
Ответ нашелся неожиданно. Прямо в ее гостиничном номере. И без всякого участия де Трая. Ответ крайне неожиданный.
Написав письмо Софи, она отнесла его портье и вернулась в номер. Ей сразу бросилось в глаза, что в комнате задернуты шторы — она хорошо помнила, что они были распахнуты, когда она выходила. Она понимала, что это вряд ли могло быть случайностью, но все равно направилась к окну, чтобы отдернуть шторы. Ее остановил знакомый голос, голос, который она не могла не узнать.
— Не торопись, Маренн. Нам лучше поговорить так.
Науйокс. Альфред Науйокс — она не могла ошибиться. Маренн повернулась. Алик сидел в кресле, в полумраке, и, войдя, она не заметила его. Он был одет в светло-серый элегантный костюм, очень походил на американца, даже в манерах появилось что-то от янки, какая-то легкая развязность, но выправка, прусская выправка — куда от нее денешься.
— Алик… — она не скрывала изумления. — Ты…
— Да, я, — он чуть склонил голову вперед. — Но это я раньше был Алик, а теперь Майкл Джонс, во всяком случае, по документам. И с большим трудом говорю по-немецки, зато по-англйиски — легко, откуда только все взялось. Спасибо господину бригадефюреру, в свое время он меня заставил выучить английский и еще два языка. Просто все мозги просверлил. Зато теперь меня совсем не отличишь от уроженца Калифорнии. Где сейчас твой красавец француз? — Алик подошел к ней и наклонившись поцеловал руку. — Я думаю, мадам, он явится не скоро.
— Сюда он не явится, — растерянно ответила Маренн. — Он не заходит ко мне, только звонит по телефону, и мы встречаемся в холле.
— Я это заметил, — Науйокс кивнул. — Потому и устроился так удобно, — он кивнул на кресло.
— Ты следил за мной?
— Конечно, прежде чем действовать, я изучил обстановку. Или ты забыла наши привычки?
— Нет, не забыла. Я рада тебя видеть, — она искренне улыбнулась. — Я читала в газете твои показания в Нюрнберге. Как тебе удалось освободиться? Тебя отпустили?
— Присядем.
Науйокс вернулся к креслу и жестом предложил Маренн сесть напротив. Когда она заняла место, он сел напротив, закурил сигарету, помолчав, продолжил:
— Да, я кое-что им рассказал. Но не более того, что предполагалось заранее.
— Заранее?
— Конечно. Ты думаешь, что я по собственной дурости угодил в плен? Они бы никогда меня не нашли, но тогда мне пришлось бы всю оставшуюся жизнь провести на нелегальном положении. А в этом есть свои неудобства, согласись. А мы привыкли жить красиво, — он криво усмехнулся. — Успели привыкнуть с тех пор, как ютились в подворотнях и подвалах в юности. Кроме того, это необходимо для продолжения работы, — он сделал паузу, многозначительно взглянув на Маренн. — Нашей работы.
Она промолчала. Она догадывалась, о чем идет речь.
— Ну, наговорил я им с три короба, они рты раскрыли. Все было очень увлекательно. Особенно в части, касающейся Кальтенбруннера. Мои показания внесли существенную лепту в вынесение ему окончательного приговора. Он весьма благополучно для всех нас угодил на виселицу.
— Благополучно?
— Конечно. Всегда нужна жертва, чтобы кровожадное чудовище, называемое фортуной, насытилось. А все остальные проскочили под шумок, пока она завтракала.
— То есть Кальтенбруннер заранее был выбран такой жертвой?
— Да, он ответил за СД, — Науйокс кивнул. — А мы будем работать дальше. В других организациях.
