Ермолов неодобрительно качал головой, но молчал, чтобы не подливать масла в огонь.
В полночь пригласили пройти в большой штабной автобус, в котором она обнаружила еще человек двадцать, в такой же летной экипировке, Это даже испугало Лизу. Почему-то она думала, что она полетит с Белозерцевой вдвоем, ну, в крайнем случае, еще человека два-три, но уж никак не двадцать. Многих она встречала в лагере, но знакома, конечно, не была. Нашлось и несколько совершенно незнакомых лиц, видимо, их готовили в другом месте и доставили в лагерь перед самым вылетом.
Автобус привез всех на аэродром. Ночь была уже по-осеннему темная, глаза с трудом различали очертания самолетов, выруливавших из закрытий на взлетную полосу. Их было три: «Дуглас» С-47 и два Р-5. Ермолов поджидал своих воспитанников на аэродроме. Он приехал на машине раньше и прохаживался, раздавая последние приказания. Все ожидали приезда Белозерцевой. Она приехала спустя минут двадцать. Вышла из машины в летном, как и все, костюме. За ней в таком же костюме, к удивлению Лизы, шел Антонов. Провожал их подполковник Симаков. Не подходя к общей группе, Белозерцева спросила его:
— Что, из центра нет никаких сведений? Савельев подтверждает прием?
— Так точно, Катерина Алексеевна, — ответил тот. — Савельев докладывает, что обстановка в районе высадки опасений не вызывает. Все спокойно. В положенный час сигнальные костры зажгут.
— Ты предупредил их, чтобы из-за того, что я лечу, особый парад не устраивали? Все, как обычно. Место выброски пусть расположат подальше от основного лагеря, чтоб не вызывать подозрений. Ничего страшного, дойду.
— Предупредил, товарищ полковник, — подтвердил Симаков. — Все, как приказали.
— Это хорошо.
— Что ж, тогда двинулись, товарищи, — решила Белозерцева и первой направилась к самолету.
— Товарищ полковник, — к ней подскочил Ермолов, — разрешите доложить. Самолеты готовы к вылету. Посадку можно производить…
— По сколько человек сажать будем?
— В «Дуглас» пятнадцать человек, — доложил Егор Васильевич, — в Р-5 — по трое.
— Хорошо, постройте людей, — попросила Белозерцева. Когда ее приказание выполнили, приблизилась к шеренге. — Товарищи, — произнесла громко, четко, — мы завершили подготовку к предстоящим действиям во вражеском тылу. Все усилия, которые били приложены в процессе подготовки, я уверена, окупятся с лихвой. Мне поручено передать вам, что Центральный комитет нашей партии и лично товарищ Сталин всецело уверены, что поставленные перед отрядом задачи будут успешно выполнены и мы внесем свою лепту в разгром фашистских полчищ. А теперь — по самолетам!
Как только Белозерцева закончила речь, взревели моторы. Разведчики быстро заполняли машины.
— Голицына и Антонов — со мной, — приказала Катерина Алексеевна, направляясь к Р-5.
— Счастливого пути! — крикнул Лизе на прощание Ермолов. — Помните, чему учил. Ни пуха, ни пера!
— К черту! — махнула ему рукой Лиза. — Не поминайте лихом! Если получится — еще встретимся.
— Симаков, ты остаешься за меня. Ты все помнишь? — Белозерцева наклонилась и обняла своего заместителя. — Я полагаюсь на тебя, Николай Петрович.
— Я не подведу, ты знаешь, Катерина Алексеевна, — Симаков смахнул с глаз выступившую слезу. — Ты только там, того, побереги себя. Я тебя прошу.
— Уж как получится. До скорой встречи! — Белозерцева скрылась в салоне, Лиза последовала за ней.
— Вы там за ней присмотрите, — попросил ее Симаков. — За Катериной-то Алексеевной, да и себя под пули да риск ненужный не подставляйте зря, Елизавета Григорьевна.
— Постараюсь, — ответила Лиза.
Третьим за ними в самолет поднялся Антонов. В иллюминатор Лиза видела, как, придерживая фуражку, Симаков стоит внизу, задрав голову, смотрит на них, машет рукой. Губы его шевелились, — он что-то говорил, но они не слышали.
Летчики убрали лестницу, закрыли двери, самолет двинулся по летному полю. Симаков исчез во тьме. Потом машины одна за другой оторвались от земли. Все осталось позади — Москва, письмо Наташи, которое не разрешили взять с собой, все родное, близкое, знакомое. Впереди их ждал фронт, а за ним — глубокий тыл противника. И неизвестность. Как ни пыталась Лиза взбодрить себя, отвлекаясь на посторонние мысли, она давила на душу. Чего скрывать, конечно, Лиза боялась. И даже сама не понимала, чего. Какая-то совершенно непонятная тревога охватывала ее сердце.
Над фронтом немного поболтало. Немецкие зенитчики засекли их в воздухе и открыли огонь, но не попали. Все самолеты прошли на ними без повреждений. Слава богу, обошлось без «мессеров». Перед рассветом летчик предупредил, что идет на снижение. Выглянув в иллюминатор, Лиза увидела то, что и должна была: большую поляну, а на ней пять костров, расположенных в форме конверта.
— Приготовиться к выброске, — приказала Белозерцева и уточнила: — Антонов первым, ты за ним, я замыкаю.
Самолет снизился еще. Дверь открыли.
— Давай, пошел! — Антонов исчез в сереющей мгле первым. Потом наступил черед Лизы. Тренировки не прошли даром, она приземлилась удачно, метрах в двухстах от пылающего костра. Освободилась от парашюта, как учил Егор Васильевич, аккуратно сложив его, направилась через мелкий ельник к сигнальным огням. Справа и слева от поляны, заросшей густой, пожелтевшей по осени травой, высокой стеной поднимался лес, мрачный, молчаливый.
— Ну, как Елизавета Григорьевна? — послышался сзади голос Катерины Алексеевны. — Руки и ноги целы? Не ушиблась?
— Да, все в порядке. — радостно откликнулась Лиза. — А вы как?
— Тихо, не кричи, — Белозерцева строго одернула ее. — Не забывай, что ты уже не дома. Тут и у деревьев случаются уши. Говори шепотом.
— Вы как приземлились? Нормально? — Лиза послушно понизила голос.
— Да, вполне, — кивнула Катерина Алексеевна. — Слава богу, головой не стукнулась. Остальное вообще ерунда, значения не имеет.
— А вы давно научились с парашютом прыгать? — спрашивала Лиза. — Я бы никогда не подумала, что вы умеете.
— Я много чего умею, матушка, — усмехнулась Белозерцева. — Жизнь научила. Врагу не пожелаешь. И с парашютом мне прыгать приходилось. Во время Гражданской войны в Испании. Там вообще высаживаться надо было на маленькое плато в горах, только чуть промахнешься, и все — пропасть. Вот тогда и научилась.
— Катерина Алексеевна, разрешите доложить, — раздался совсем рядом шепот Антонова. — Вступил на земную твердь без единой царапинки. Сел на чистое место, просто как на блюдце плюхнулся. Только оно мягкое, из мха.
— Ох, везет же тебе всегда, Антонов, — пошутила Белозерцева. — Ты просто у Господа Бога любимчик, что ли. Даже мох тебе подложили, чтоб не ушибся.
— Товарищ Белозерцева, кто? — к ним подошел высокий сухощавый человек в черном пальто, перепоясанный ремнями. — Вы?
— Да, я, — ответила Катерина Алексеевна.
— Командир отряда Савельев, — представился тот. — Второй секретарь горкома партии. Очень рад встрече. Все в порядке?
— Да, Иван Кузьмич, вроде все обошлось, — Белозерцева пожала ему руку. — Как обстановка. Тихо?
— Пока тихо. Мои люди в секретах наблюдают. Если какая опасность появится, дадут знак.
— Это хорошо, — одобрила Катерина Алексеевна.
Они вышли на поляну. Пламя костров, горевших еще недавно ослепительно, почти угасло. Двое партизан подносили к ним сушняк. Но Савельев приказал больше не жечь.
— Хватит, хватит, гаси уже. Поосторожнее надо. Если кто заплутал, фонариком обойдемся. Немец нынче зоркий, пошлет ночной самолет-разведчик, засечет место высадки, так вместо работы толковой,
