имеются другие девочки. Мне ничего не жаль ради того, чтобы господин гауляйтер был доволен. Бетховен, «Лунная», «Героическая», вам верно известно, что Бетховен посвятил ее Наполеону Бонапарту и тем годам, когда он был влюблен в пани Валевскую.
Лиза промолчала. Она знала, что Бетховен посвятил «Героическую» Бонапарту — революционному генералу, а не императору, а значит, времени, когда тот был влюблен в Жозефину, а пани Валевской даже не видел. Но возражать не стала. Пусть пани Литвинская считает, как ей нравится.
— Ступайте, ступайте к роялю, не теряйте времени! — отпустила Лизу хозяйка, принимаясь за счета.
— Благодарю, мадам, — Лиза присела в реверансе. Уходя из кабинета Литвинской, она мимолетно взглянула в окно — подозрительный инженер больше не появлялся.
Репетиция у Кубе с долгими разговорами о музыке, великих немецких композиторах и исполнителях затянулась допоздна. Ее прервал звонок из Берлина, и Кубе отпустил всех, взяв с Лизы слово продолжить следующим вечером.
Машина гауляйтера привезла фрейлян Арсеньеву к дому, где она снимала комнату. «Если так будет продолжаться, — подумала Лиза, поднимаясь по скрипучим ступеням на крыльцо, — какие-нибудь другие партизаны, не из отряда Савельева, подумают, что я любовница гауляйтера и совершат на меня покушение. Ведь не только савельевцы имеют своих тайных агентов в городе. Вот уж тогда будет смешно, если, конечно, не убьет насмерть».
Когда она вошла в дом, Авдотья Кирилловна сразу сказала ей, что ее дожидаются. Спрашивать кто, Лиза не стала. Да и не положено. Она сразу заметила, что свет в ее комнате не горит, посетитель дожидался в темноте, значит, поняла Лиза, это кто-то из подпольщиков: не хотят, чтобы с улицы видели, свет горит, а хозяйки нет.
— Можно зажечь? — спросила она, войдя и закрыв за собой плотно дверь.
— Зажигайте, я плотно задвинула занавески, — услышала она голос Тоболевич.
Лиза запалила масляную лампу, — в темноте это было не так-то просто, — и поставила ее на стол. Инга сидела напротив, чуть более бледная, чем обычно, но собранная и строгая.
— За мной увязался какой-то шпик, — Лиза сразу рассказала Тоболевич о том, что волновало ее больше всего. — Я увидела его в первый раз, когда мы встречались с вами на почте. Он стоял в очереди за мной, отправлял телеграмму. Потом пожелал познакомится, но я сбежала. Думала, он отвязался. Но вот сегодня утром снова увидела его — маячил перед салоном Литвинской. Мне показалось, высматривал меня. Я слышала, что на почте служащая обратилась к нему «господин инженер», вероятно, он хорошо известен ей. Он следит за мной, Инга, — Лиза села рядом с Тоболевич, — это очевидно. Но что ему нужно? Поклонник или гестаповская ищейка?
— Инженер? — Тоболевич внимательно посмотрела на Лизу. — С почты? Насколько я помню там был инженер с нашего завода, фамилия его Бахметьев. Я столкнулась с ним, когда уходила. Он заведует у немцев производством. Ничего особенного о нем сказать не могу, сам, как и вы, из «бывших», простите, конечно. В советское время работал рядовым инженером. Но завод эвакуировали, многие специалисты уехали, а у него больная мать, не ходит, прикована к постели, вот он и остался. Но человек приличный. Несколько раз мои люди вынимали чертежи из его конторы, я уверена, что он догадывался о том, кто это сделал, но смолчал, не донес.
У его матушки где-то в Осиницах живет сестра. Это городок маленький, там единственная связь — по почте. Вот он часто отправляет ей письма от матушки, да и от себя тоже. Потому и ходит на почту. Но в тот день, когда мы встретились с вами, он должен был дежурить на аварии. Это действительно странно. Я попытаюсь разузнать и оградить вас от него, — пообещала Тоболевич. — Не думаю, что его завербовало гестапо. Хотя исключать нельзя ничего — такое время.
Теперь — зачем пришла, — она пристукнула ладонью по столу. — Ваше сообщение о прямом выходе на Кубе очень нас обрадовало. Это большая удача, Лиза, ее надо развивать, но аккуратно. Главное, не переборщить, не спугнуть. Нам стало известно, что в конце сентября Кубе посетит важный гость. Будет ли это Гиммлер или кто-то иной — пока не знаем, но приготовления немцы в части безопасности делают солидные. Если бы не ваш контакт с Кубе, нам бы ни за что не пробиться через такую охрану. Но теперь все значительно упростилось. Будем готовиться к ликвидации. И Кубе и его гостя, — Лиза вздрогнула, — и вам будет отведена в том не последняя роль. Единственная помеха сейчас — Кулиш. Он может разузнать и раскрыть немцам все наши планы. Вам надо немедленно заняться им. Я пришла сказать вам, что на днях ваш салон посетит Зиберт. Он и выведет вас на Кулиша. Зиберт назовет пароль. На некоторое время вы поступаете в полное его распоряжение. Во всем следуйте тому, что он будет говорить и делать. С Кубе продолжайте общение, старайтесь привязать его к себе покрепче. Вполне вероятно, что только вам и окажется открыт доступ в резиденцию, когда прибудет важное лицо из Берлина. Мы не имеем права упустить такую возможность. Об инженере больше не беспокойтесь.
Коротко простившись с Лизой, Тоболевич ушла, через чулан к Никольскому. А на следующий день после обеда в салоне Литвинской появился молодой человек, стройный, подтянутый, в форме офицера вермахта с погонами обер-лейтенанта. Бросив взгляд на него, когда он входил в салон, Лиза поняла, что это Зиберт. Катерина Алексеевна перед заданием показывала ей фотографии многих лиц, с которыми ей придется контактировать в Минске. В том числе и Кузнецова-Зиберта. У Лизы была хорошая память на лица. Он тоже сразу заметил ее. Весело поболтав с кассиршей, которую, видимо, знал лучше остальных в салоне, он осмотрел несколько связок роз в вазах, потом направился к орхидеям — они находились как раз рядом с Лизой. Едва сообразив, что перед ней Зиберт, она поспешила занять место, которое ей было указано Тоболевич. Орхидеи были красные и желтые.
— А не скажете ли, фрейлян, не бывает ли у вас голубых орхидей из Месопатамии? — не глядя на Лизу, Зиберт произнес пароль. Но Лиза не успела сказать отзыв:
— Простите, господин, я даже никогда не слышала о таких, и чем они отличаются, кроме цвета?
В разговор вмешалась пани Литвинская. Она оказалась рядом.
— О, герр Зиберт, вы как всегда фантазируете, — воскликнула она, помахивая какой-то бумагой, которую только что прочла. Лиза заметила, что пани Литвинская крайне расстроена, она была бледна, глаза на мокром месте. — Где вы слышали о голубых орхидеях? Да и кто их будет доставлять сюда из этой, как вы сказали, Месопатамии? Где она находится, Месопатамия? Тут из Амстердама привезти цветы — и то хлопот не оберешься! — Она поднялась наверх. Через мгновение в распахнутую дверь кабинета послышался надрывный, возмущенной голос пани. Литвинская говорила с кем-то по телефону.
— Нет, ты только вообрази, оказывается, он увивается за этой белобрысой дрыгалкой из варьете! Он променял на эту обезьяну меня, настоящую польскую даму, какой позор, какой стыд! И я вынуждена эту гадость читать — мне сообщают анонимно, как он кувыркался с ней в постели в гостинице. Я стольким пожертвовала ради него, я оставила Родину, приехала в эту дыру! О, матка бозка, что же это такое?! Это же просто издевательство!
— Давайте ускользнем, — тихо предложил Лизе Зиберт, — вашей хозяйке сейчас точно не до вас. Кто-то сообщил ей о похождениях генерала Готтберга.
— Не вы прислали письмо? — спросила Лиза, когда они вышли на улицу.
— Нет, что вы, — Зиберт рассмеялся, — к чему мне путаться в альковные дела. Доброжелателей и без меня хватает. Я смог бы уговорить пани Литвинскую отпустить вас со мной и без этого письма. Но раз оно пришло — только к лучшему. Думаю, она даже не заметит вашего отсутствия.
Они прогулялись по улице, зашли в кафе «Астер», куда пускали только немецких офицеров с дамами. Даже солдатам вход был запрещен. Выбрав столик перед окном, Зиберт помог Лизе снять пальто, предложил сесть и придвинул стул, а затем сняв шинель и фуражку, сам сел напротив. Розовые гортензии в горшке и небольшая настольная лампа поверх белоснежной накрахмаленной скатерти напомнили Лизе Таллинн, ресторан, где она однажды ужинала с Крестеном.
Подошел официант, Зиберт сделал заказ. Глядя на Лизу, он сказал:
— Вы теперь со мной вместо Веры. Я буду ухаживать за вами, даже если это вам не нравится.
— Боюсь, что дело не во мне, — она улыбнулась. — У меня в последнее время появилось даже излишне много высокопоставленных кавалеров.
— Я знаю, — ответил он, — но это даже хорошо. Высокопоставленных поклонников много не бывает, главное — их с толком использовать. Я не составлю им конкуренции, — он усмехнулся, — скорее всего они
