помятом и растрепанном виде.
Подобное поведение, строго выговаривала Софье матушка, может окончательно скомпрометировать ее в глазах высшего света, и для того, чтобы впечатление забылось, стоило бы отправить молодую княжну в монастырь послушницей на исправление, годика на два на три. Но добросердечный батюшка решительно возражает против этого, а потому Софью все же решено перевоспитывать дома.
Так сразу после своего шестнадцатилетия Софья оказалась запертой в Андоже наедине со своим бесчестием. Несколько недель она пребывала в дурном настроении. И вот однажды, когда в самый разгар весны она сидела на старой яблоне, посаженной еще ее прадедом, — любимом укрытии ее детства, — она увидела вдалеке всадника, поднимающегося вверх по долине. Он на какое-то время скрылся за деревьями. Затем топот его лошади стал отчетливее, и Софья поняла, что направляется он в их усадьбу.
Решив, что это возвращается из Ухтомы Антон, княжна слезла с яблони и побежала на конюшню встречать брата. Но лакей вел незнакомую ей вороную лошадь в стойло, и она едва успела заметить фигуру высокого мужчины в офицерском мундире, входившего в дом.
По старой еще девчоночьей привычке, Софья решила спрятаться в засаде в гостиной, чтобы слышать все, о чем говорится. Но по лестнице спустилась матушка и как-то с особенным значением попросила ее: — Ступай к себе, Сонечка. И оставайся там, пока гость не уедет. Первым же побуждением княжны было спросить имя нежданного посетителя, но вспомнив все нотации о плохом воспитании, которые ей прочли накануне, она сдержалась и сгорая от любопытства, молча пошла наверх.
Но все же она не намеревалась сдаваться. Призвав служанку, свою ровесницу и подружку с детства, Софья попросила ее постоять в коридоре, пока гость будет разговаривать с родителями, а потом когда он выйдет, узнать его имя.
— Ой, барышня, не извольте волноваться, — резво и озорно согласилась та, — все сделаю, — и тут же понизив голос сообщила: — Высокий, красивый такой мужчина, я Вам доложу, Софья Ивановна. Просто дух захватывает, как красив.
— Наверное, это иеромонах из Прилуцкого монастыря, — Переполошилась вдруг Софья, вспомнив, что мать грозилась отправить ее туда.
— Да нет же, что Вы! — служанка всплеснула руками: — какой же это иеромонах, — хитро хихикнула она, — такому разве ж монахиню доверишь? Что от ее верности Господу Богу останется тогда? Весьма молодой господин в офицерском мундире, — напомнила госпоже, — в зеленом таком, с золотой оторочкой. И шарф через плечо, с кисточками…
В зеленом офицерском мундире. Шарф через плечо… Софья и сама уж начала догадываться.
— А волосы у него рыжие? — спросила она, слегка волнуясь.
— Такие, что и обжечься недолго, — подтвердила та. Всю скуку как рукой сняло. Отправив девицу вниз, Софья ходила взад и вперед по светелке, не находя себе места. Она сгорала от нетерпения.
Свидание оказалось недолгим. Вскоре послышалось, как отворилась дверь гостиной и раздался звонкий, отрывистый голос, прощавшийся с князем и княгиней. Звук шагов в сенях, а сразу после — и во дворе.
Окно комнаты, в которой находилась Софья, выходило в сад и потому она ничего не могла видеть. Оставалось только ждать возвращения служанки. Мгновения ожидания показались княжне вечностью. Наконец, девица появилась, глаза ее блестели. Она вытащила из-под фартука клочок скомканной бумаги и передала его Софье.
Воровато, как преступница, княжна развернула записку.
Едва Софья прочла письмо, первой же мыслью ее было не отвечать: слишком уж уверенным показался ей князь в себе. Однако любопытство и бешено колотившееся сердце взяли верх над гордыней, и княжна приказала служанке показать гостю яблоневый сад, но только чтобы он шел туда не сразу, потому что его легко могут заметить из дома.
Когда девица ушла, Софья прислушалась к шагам матери — та уже поднялась по лестнице и подходила к ее опочивальне. Схватив молитвенник, княжна уселась перед иконами, открыв первую попавшуюся страницу.
— Я рада видеть тебя столь благочестивой, Сонечка, — сказала княгиня Мария Филипповна, входя в светелку к дочери. Софья не ответила. Он сидела, смиренно опустив глаза к молитвеннику и едва заметно шевелила губами.
— Князь Василий Романович Ухтомский, с которым ты неподобающим образом вела себя на прошлой неделе в Белозерске только что уехал, — проговорила Мария Филипповна, выдержав паузу. — Кажется, он получил у государя отпуск по ранению и собирается некоторое время пожить в Ухтоме. Довольно неожиданное решение… — Словно не слыша матери, Софья продолжала хранить молчание.
— Я никогда не знала о нем ничего хорошего, — не дождавшись ответа, немного рассержено произнесла княгиня, стиснув в руках шитый золотом пояс домашнего платья. — Сколько мне известно, он всегда доставлял неприятности своей семье и был тяжким испытанием для своего отца князя Романа Васильевича. Бретер, картежник, дамский волокита, он вечно в долгах. Вряд ли его соседство окажется для нас приятным.
— Зато он храбрый воин и его любит государь Петр Алексеевич, — выпалила вдруг Софья.
— Я ничего не слышала об этом, — со скрытым неудовольствием ответила ей мать, — но я хочу, чтобы ты знала. Мы с твоим отцом вовсе не желаем, чтобы он приезжал сюда и искал с тобой встреч. Подобные визиты свидетельствуют о полном отсутствии у него чувства такта.
— Не Вы ли говорили, матушка, что дружба Ухтомских князей необыкновенна почетна для нашего семейства, когда убеждали Антона в необходимости ему жениться на Евдокии, — Софья вскочила и отбросила молитвенник в сторону, — не вы ли восхищались их богатствами и природной красотой, — продолжала она упрекать горячо, — все это Вы говорили, когда речь шла о Евдокии, а что же ее старший брат? Ведь как бы то ни было, он главный наследник всего Ухтомского состояния? Или Вас больше это не интересует? Вас интересует только Евдокия, чем она околдовала Вас? Ведь прошло столько времени, а она даже не удосужилась родить Антону наследника…
— Евдокия Романовна слишком много ездит верхом, — смущенно заметила мать, — я говорила ей, это может вызвать выкидыш
— Да нечего ей выкидывать, — вспылила Софья, — она Антона и близко к себе не подпускает…
— Немедленно замолчи, негодница, — Мария Филипповна притопнула на дочь ногой, а после выйдя из ее комнаты, сердито прихлопнула дверью.
Услышав, как мать спустилась по лестнице и прошла на поварню, Софья подождала некоторое время, а потом взяв в руки туфли, черным ходом, предназначенным для прислуги, поспешила в сад. Бегом домчавшись до своей яблони, она взобралась на нее и уселась на потайном местечке.
Едва отдышавшись, Софья раздвинула зацветающие ветки своего убежища и увидела Василия. Он стоял на указанном ему месте, под деревом. Тихо рассмеявшись, Софья отломила прутик и бросила в него. Князь встряхнул головой, огляделся. Но поднять головы не догадался. Тогда Софья бросила в него второй прутик, угодив прямо в нос. Теперь уж он вскинул голову, и увидел княжну, смеющуюся над ним со своего насеста. Мгновение спустя он уже оказался рядом с ней и обняв Софью за талию, прижал ее к дереву. Ветка зловеще треснула.
— Слезьте сейчас же, Василий Романович, — испуганно проговорила Софья. — Двоих ветка не выдержит.
