Повторяй за мной:
— Всвух?
— Ага. Вслух.
Полковник Каблуков
Клава очень любила своего папу. И очень скучала по нему. Она могла подолгу рассказывать Ренате, какой он хороший, сильный и справедливый. Как они с папой хорошо гуляли. Какие чудесные подарки привозил он из Москвы.
Папа у Клавы вот уже три года учится в Москве, «в самой гвавной академии, откуда генеравы выходят». За последние два года Клава видела его только четыре раза. Но не забывала о нем ни на минуту. А теперь вот уже месяц в доме только и разговоров, что он скоро кончит учиться и приедет к ним насовсем.
Полковник Каблуков, Иван Николаевич, был настоящим военным. Начал службу рядовым красноармейцем в 1940 году, да так и остался в армии на всю жизнь. Войну он встретил уже бывалым сержантом… Три раза был ранен и лежал в госпиталях. За смелость и мужество получал боевые награды и новые воинские звания. Туг же, на фронте, встретился Иван Николаевич со своей будущей женой…
Кончался 1944 год. Три с половиной года страшной войны остались позади. В новогоднюю ночь собрались офицеры в землянке командира дивизиона гвардейских минометов капитана Каблукова. Только капитан хотел провозгласить тост, как вдруг дверь распахнулась, и в клубах пара появился человек.
— Кто такой? — строго спросил командир.
— Разрешите доложить?! — раздался звонкий девичий голос, — Товарищ гвардии капитан, санинструктор младший сержант Сбитнева прибыла в ваше распоряжение!
— Вольно, младший сержант. Пожалуйста, ваши документы.
Небольшого росточка, в белом полушубке, перетянутом ремнем, она смахивала на Колобок, что «от дедушки ушел и от бабушки ушел». Круглое девчоночье лицо. Испуганные большущие серые глаза. На лоб выбилась светлая прядка волос. Носик пуговкой.
«Сколько же этой малявке лет? — подумал капитан. — Восемнадцать? Не поверю! И как таких на фронт берут? У нее, небось, кукла в вещмешке. И больше всего на свете хочет конфет».
Она никак не могла вынуть документы: пальцы застыли. Ожесточенно дернула и вывернула карман. На снарядный ящик, служивший столом, вывалилась солдатская книжка, пакет из сануправления, крохотный флакончик одеколона, и покатились зеленые горошины леденцов… Девушка смутилась до слез:
— Ох, господи! И надо же…
Гости капитана засмеялись и принялись собирать леденцы.
— Как вас зовут? — спросил капитан, глянув в документы.
— Сбитнева! Олимпиада Трифоновна! — громко отчеканила девушка. Снова засмеялись офицеры. Не выдержал и капитан — фыркнул. Глянул на часы:
— Садитесь, Сбитнева. А ну, потеснись, кавалеры. Э-э-э! Да так мы и Новый год прозеваем! Три минуты осталось. Ну, за наступающий, за наступательный Новый год! Чтоб аж до самого Берлина! Гвардейцы, ура!..
Веселиться пришлось недолго. Зазвонил телефон. Капитан выслушал. Сказал короткое «Есть!» и приказал:
— Проверить боекомплект. В два ноль-ноль выступаем. Брать, все. Назад не вернемся.
Землянка опустела.
— Вы, санинструктор, едете с машиной лейтенанта Жихарева. Ординарец вас проводит.
Олимпиаду солдаты приняли сразу всерьез. Нескладное имя скоро переделали в короткое — Оля. Старшие просто называли ее «дочка». А про отчество ее никто никогда не вспоминал. Зато она никогда не забывала той первой новогодней ночи в землянке и рассыпанные леденцы, из-за которых она долго не могла смотреть в глаза, командиру.
Капитана Каблукова уважали и любили все в дивизионе. Полюбила его и санинструктор Оля. А знаете вы, что значит уважение и любовь фронтовика? Это значит, когда нависла смерть, заслонить, собой от нее командира. Ведь у них и дела, и мысли — все общее. До последнего смертного часа. А дела-то какие — война. А мысли какие — победа.
Много столбиков с красной пятиконечной звездой оставил за собой дивизион капитана Каблукова. Где-то плакали вдовы и напрасно ждали отцов мальчишки и девчонки. На смену погибшим приходили другие и клялись нерушимой солдатской клятвой отомстить врагу и не дрогнуть в бою, дойти до победы.
И вот наконец Берлин. Всего несколько дней осталось до окончания войны. Но для скольких тысяч бойцов стали они последними днями жизни. Сколько из них не увидело Красного знамени над разбитым фашистским рейхстагом.
Шли последние дни штурма. Над головой и рядом все ревело, грохотало, рушилось, горело от взрывов мин, снарядов, бомб. Капитан Каблуков, в поисках более удобных огневых позиций для своих «катюш», вбежал во двор, заваленный обломками разрушенного дома. Следом — ординарцы. Обследовали нижний этаж. Срезали из автомата притаившегося у окна фашиста с фаустпатроном. Капитану двор понравился. Широкий. И одна стена низкая. Мешать не будет.
— Свиридов! — приказал он. — Аллюр три креста! Живо, чтоб все хозяйство здесь было.
Ординарец скрылся в проломе стены. Второй побежал подыскивать удобный наблюдательный пункт в разбитом доме. Капитан прошелся по двору. За грудой кирпича, у открытого водопроводного люка, уткнувшись головой в розовый от крови кусок штукатурки, лежал маленький солдат в немецкой форме. Рядом валялась пилотка. «Совсем мальчишка, — подумал капитан, глядя на тоненькую птичью шею, худые ноги в грубых, не по росту, сапогах с широкими голенищами. — Совсем птенец. Ему бы учиться. А Гитлер воевать заставил, приказал убивать. Но убили его…»
Капитан задумался. Большие потери понес дивизион в последние дни.
Маленький солдат за его спиной, чуть приподняв голову, осмотрелся. Бесшумно, как ящерица, переполз к обломкам стены, выдернул припрятанный автомат.
— Schmutziges russischen Schwein![1] — задыхаясь от ненависти и упиваясь своей безнаказанностью, выкрикнул гитлеровский выкормыш, и автомат затрясся, выплевывая свинец в спину человеку.
…Очнувшись на двенадцатые сутки во фронтовом госпитале, Каблуков первой увидел Олю. Ее лицо на фоне глубокого майского неба. И, услышал самую чудесную музыку на земле — тишину мирного послевоенного дня.
А потом он стал поправляться. И они поженились.
Шли годы. Давно уже Ивана Николаевича Каблукова называют «товарищ полковник». Его часто переводят из одной воинской части в другую. И Оля, бывший санинструктор, а теперь просто Олимпиада Трифоновна, всегда едет вместе с ним.
И растут у них две дочки — Соня и Клава.
«Разрешите обратиться»
Рано утром к Ренате влетела восторженная Клава:
— Папа приехав! Насовсем! Подарков привез всем…
Ренате хотелось подробнее расспросить подругу про ее папу. Но Клаве не сиделось.
— Я побегу… Я потом еще приду. А то папа все самое интересное пораскажет. — И убежала.
В тот же день, за ужином, Рената спросила:
— Папа, а есть правда?
