жаркое. Я был голоден и счел это идеальным способом дать парню время для размышлений. Человеческий мозг способен творить чудеса: если ему только позволить, он проявляет удивительную изобретательность, а именно этого я и хотел добиться. Мой гость в соседней комнате смотрел на лежащие перед ним инструменты и гадал, что я собираюсь с ними делать, так что к началу действий он будет готов. Я знал это наверняка, потому что сам попадал в подобное положение, и ожидание — самое худшее, чему может подвергнуть вас дознаватель. Если бы было побольше времени, можно было бы воспользоваться угнетающей обстановкой и всеми теми уловками, которые я применял к Дженнифер, но время поджимало, так что пришлось применять лучшую из методик смягчения характера, которую я мог себе позволить в данных условиях. Закончив с приготовлением пищи, я вернулся в столовую, чтобы поесть. Я устроился у противоположного конца стола, приступил к обеду и больше ни на что не обращал внимания. Мясо получилось очень вкусным, а я, видимо, здорово проголодался, поскольку полная тарелка опустела почти мгновенно.

Потом я снова ушел на кухню, чтобы помыть и убрать посуду. Вежливость требует, чтобы ты оставил квартиру в том виде, в каком хотел бы ее найти, и меня бы здорово огорчило, если бы я, притащив на себе янки, обнаружил в раковине гору грязной посуды. Вежливость не требует особых усилий, и мне нравится думать, что мои коллеги проявят такую же сознательность.

Наконец, заварив себе свежего чая, я вернулся, чтобы продолжить переговоры. Американец совсем сник: он видел, что я игнорировал его в течение всего обеда и наверняка считал меня психом. Лично я считаю себя профессионалом. Я зажег свечу и повернулся к своему пленнику:

— Ну, так о чем мы будем говорить?

— Как насчет дерьма, в которое ты угодил?

А, он еще бравирует. Не собирается идти на компромисс. Вероятно, он не поверил мне, когда речь шла о его поддержке.

— В данный момент, приятель, я стою на краю выгребной ямы и готов бросить тебе веревку, пока не потребовался акваланг. Кто ты такой и зачем меня преследовал?

— Да пошел ты!

Мне понравился его тон — ближе к диалогу, чем к пустой похвальбе. Скорее всего, это не обычный киллер.

— Ты или очень глупый офицер американской разведки, или мертвец. Что выберешь? — Его взгляд ответил мне еще до того, как я закончил фразу. Он прекрасно держался, но легкое подергивание сказало мне все, что я хотел узнать. — И к какой разновидности шпиков ты относишься? Признает ли твое посольство тебя своим, или там просто сочинят сказочку об автомобильной аварии и обо всем забудут?

— Я не понимаю, о чем ты.

— Не стоит недооценивать мою сообразительность. Ты когда-нибудь видел, как ломаются коленные чашечки? Электродрель для такого случая подходит лучше всего. — Я поднял инструмент, чтобы он лучше видел. — Сверло заводится сзади. И ты больше никогда не сможешь согнуть колено, не сможешь ходить прямо, и лучше сразу забыть про бег. Каждый раз, когда пойдет дождь, колено будет болеть, а тебе придется вспоминать, как ты сглупил, когда отказался себя назвать, как того требовали обстоятельства. Я ненавижу заниматься этим без особой необходимости, но, если начну, тебе придется сильно постараться, чтобы меня остановить. Так что давай не затягивать с представлением, или я буду считать тебя вражеским агентом, захваченным на территории иностранного государства.

Молчание.

— Ладно.

Я смотрел на разложенные на столе инструменты и обдумывал следующий шаг. Если он и в самом деле американский агент, значит, я схватил кусок не по зубам и не стоит слишком его уродовать. Проблема в том, что он может обо всем догадаться, если я и дальше буду тянуть время, и тогда расколоть его не удастся. Когда втянуты другие государства, все становится чертовски сложным. Если бы он был кем угодно, а не проклятым янки, я мог бы передать его Бруту, чтобы тот продал его с аукциона, но Брут, хоть и живет здесь, до сих пор питает слабость к своим соотечественникам. Я должен придумать что-то весьма болезненное, но не вызывающее непоправимых последствий. Неплохой маршрут для прогулки.

Прогулка.

Я быстро стащил с него ботинки и носки, а потом спустился в гараж за деревянным бруском, который заметил раньше. Классический прием с Дальнего Востока — удары по ступням. Если их наносить правильно, они причиняют адскую боль. Если только я ему что-нибудь не сломаю, он может уйти без значительных повреждений, и это мне нравится больше всего. Зато надолго запомнит, что в случае провала в дружественной стране надо вести себя немного умнее. Я поднял его ноги на стол и закрепил их липкой лентой — не слишком туго, но для начала сойдет. Я решил, что после первой пробной дюжины ударов опрокину его вместе со стулом на спину и тогда займусь по-настоящему. Американец наблюдал за моими действиями со все возрастающим чувством беспокойства. Полагаю, он убедил себя, что я не рискну приступить к пыткам, а теперь его иллюзии под напором моей деловитости быстро таяли. Я поднял деревяшку над головой и сделал пару пробных взмахов, чтобы не промахнуться. На третий раз палка прошлась по обеим его ступням, и он вскрикнул.

— Эй, приятель, так не пойдет, не правда ли? — произнес я.

Громкие крики могли привлечь нежелательное внимание соседей, а мне этого совсем не хотелось, поэтому я взял его слегка ароматизированные носки и запихнул бедняге в рот, да еще закрепил скотчем.

— Еще пять ударов, потом получишь шанс высказаться, ладно?

Я снова ударил его. Он сдавленно замычал, и я только порадовался, что заткнул ему рот. Последовал третий удар.

А потом зазвонил мой мобильник. Не ответить на звонок я не мог, так что мой гость получил непредвиденную передышку.

Звонивший подтверждал, что мой гость действительно был американским агентом, числившимся при посольстве. Эта новость, мягко говоря, не улучшила мое настроение. Даже напротив, ведь теперь он некоторое время будет страдать от хромоты, поскольку был так глуп, что не воспользовался преимуществами дипломатической неприкосновенности, когда я давал ему шанс. Я кое-что записал, пообещал не убивать его и отключил телефон.

Когда я вернулся, парень изо всех сил старался изобразить решимость, но его успехи меня не впечатлили. Он с некоторым интересом воспринял освобождение от затычки во рту и, вероятно, недоумевал, что еще пришло мне в голову. Но угадать он не мог.

— Джеймс Уильям Петерсон Третий, ты очень глупый человек.

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

— Мистер Петерсон, ты офицер Агентства национальной безопасности, приписанный к американскому посольству, где номинально занимаешь должность административного офицера. А еще ты полный идиот, потому что ничего мне не сказал и испортил себе весь день.

Никакой реакции.

— Послушай, — продолжал я, — ты аккредитованный дипломат, а это значит, что в твоем личном деле имеется фотография. Все, что мне требовалось, так это сфотографировать тебя, пока ты был без сознания, и отослать снимок в контору. Зачем тебе понадобилось за мной следить?

А потом до меня дошло:

— Кандейс Альдер.

Вот теперь реакция появилась.

— Ты занимаешься этим делом сам, потому что тебе этого никто не приказывал, верно? Черт побери, когда вы, янки, что-нибудь портите, вы портите наверняка.

— Кто ты такой? — спросил он.

— А это, мой мальчик, не твое дело. Достаточно того, что она числится в моем списке, и тебе, начиная с этого момента, лучше не соваться.

— Ты не можешь ее преследовать. Она находится под защитой.

— Только не от меня.

— Ты меня не слушаешь, болван. Она под защитой. Неприкосновенна. Ее нельзя трогать ни при каких обстоятельствах. Так постановило мое правительство, и твое тоже. Ты можешь в этом убедиться, если

Вы читаете Луна охотника
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату