Гекату, — бьющихся за собственное выживание в этом мире.
Я похолодел, перевел взгляд на Гекату, а с нее опять на Меандра. Она ничего не сказала, просто стояла — величественная, гневная, высокомерная.
— Мироначальник, люди ждут, — послышался голос Кабаньего Клыка. Он стоял близко ко мне, говорил мне на ухо, и я понял, что давно уже стою тут совершенно неподвижно.
А камень… о боги, камень жег меня нестерпимо. Он был почти раскаленный, чуть ли не сиял, но кроме меня, никто не мог ни видеть его, ни чувствовать. Жар струился по моим жилам, по рукам и ногам, по всему телу, все усиливаясь и усиливаясь, словно требуя разрядки — почти сексуальной в своем напряжении.
Я повернулся, посмотрел на Гекату и прошептал:
— Тебе нужен был Меандр. Ты выбрала его.
Меандр меня услышал. Никто больше, только он, и он рассмеялся с царственным презрением.
— Я сразу все понял. Но ты-то как не догадался?
Солдаты смущенно загомонили — они не понимали, что происходит, а только видели, что их мироначальник мешкает. Как я уже упоминал, нет большей угрозу лидеру, чем намек на его неуверенность.
«Делай, что нужно сделать, и побыстрее! — Внутренний голос убеждал меня, даже подгонял, кричал: — Трус! Дурак! Торопись! Твой враг беспомощен! Делай то, что следует, а не то твоя армия поймет, что ты трус, жулик, тень вожака!»
Ничего хорошего в этом не было. Нерешительность парализовала меня, и я с растущим ужасом понимал, что последствия будут катастрофические. Камень неумолимо требовал своего, безжалостные волны его воли накатывали одна за другой на отмели моего сопротивления. А я, проживший не один год, доверяясь только инстинктам, сейчас, когда все инстинкты велели мне убить стоявшего передо мной беспомощного человека — и Геката говорила то же самое, и Кабаний Клык, и каждый человек в толпе говорил мне то же, — в силу своего противоречивого характера решил делать не то, что мне все говорили.
Вдруг я понял, что рядом со мной есть существо, которое ни разу не солгало мне… ни разу не предало, ни разу не завело в сторону от дороги.
Я повернул голову.
И посмотрел на Морданта, ощущая неуверенность и страх.
Он смотрел на меня, а потом очень медленно, как-то лениво… мне подмигнул.
Совсем как матушка тогда.
И вдруг меч у меня в руке стал совсем легким, а вся сила камня сфокусировалась внутри. Моя нерешительность растаяла, и решимость проявилась и обрела форму. Камень в груди жег так, что я едва мог его терпеть, и Геката как-то это почувствовала, потому что закричала:
— Торопись! Торопись! Давай! Ты должен это сделать! Ты же не такой, как этот дурак Беликоз! Ты не такой, как Меандр! Ты — Невпопад! Ты не станешь жертвовать собой!
— Ты права, — сказал я, резко разворачиваясь и взмахивая мечом, который пронзил тело, рассек плоть и кость, полилась кровь, а из груди всех, кто присутствовал во дворе, вырвался крик изумления.
Геката в смятении смотрела на лезвие, которое прошло сквозь ее тело.
— С другой стороны, — холодно сказал я, — не возражаю, если в жертву будешь принесена ты.
Черная жидкость намочила лиф ее платья. Испуганная, растерянная, Геката принялась стучать кулаками по мечу.
— Нет! Нет, нет, нет! — закричала она.
Я толкнул ручку меча от себя, а толпа вокруг меня хранила молчание.
— Ты ведь не преувеличивала, да? Когда сказала, что испугалась. Испугалась, потому что в этом теле ты слабее обычного. Ты смертна. Тебя можно убить… вот так, например… — Я повернул меч в ее груди, и она взвыла куда как громче.
Голова взорвалась болью, невыносимо жег алмаз, протестуя против того, что произошло, и с каким-то чужим инстинктом, преодолевая сопротивление собственного тела, я уперся ногой в живот Гекаты и толкнул ее изо всех сил. Она соскользнула с меча, схватилась за грудь, как-то комически пытаясь затолкать кровь и внутренности обратно в рану.
Я повернулся и крикнул моим солдатам, застывшим в ужасе:
— Солдаты мои! Эта женщина, леди Кейт, совсем не та, какой кажется!
Вперед шагнул Кабаний Клык, потрясенный не менее, чем остальные.
— Сейчас мне кажется, что эта женщина просто умирает от удара мечом в грудь!
Я оглянулся на Гекату.
— Что касается этого, то да, все почти верно…
И тут я закричал — так громко, что у меня заболело от крика горло, а образы бились в моей голове.
Образы…
Будущее, великое и славное будущее, и Геката обнимает меня, а я стою на помосте, высоко подняв меч, и тысячи солдат маршируют передо мной в безупречном строю, и моя сила превзошла все, о чем я, мог только мечтать, все, что казалось возможным, и глаза — я видел свои глаза — стали черными, нечеловеческими, но при этом вся сила и власть были мои, только мои, и это мне стоило лишь души — совсем малая жертва, потому что мне, честно говоря, нечего было с ней делать.
И вдруг образ дрогнул, как зеркало, в которое попал камень, рассыпался, и мне вроде бы даже почудился звон стекла.
Я упал на колени, хватая ртом воздух и теряя сознание от боли, которую причинял мне алмаз, а Геката смотрела на меня с полным отчаянием, и земля вокруг нее пропитывалась кровью. Рядом с ней был Охлад, он пытался закрыть рану, не понимая, что надо делать, и действуя инстинктивно. Он смотрел на меня в полном замешательстве, желая верить в своего мироначальника, бога, сошедшего на землю, не зная, что настоящее божество умирает у него на руках.
— Невпопад… — с трудом произнесла Геката, в ее горле булькала кровь. — Я… любила тебя…
Несмотря на пронзительную боль, уже охватившую все тело, я прохрипел:
— Ты не меня любила. Ты любила… свою тень.
Она собрала силы, попыталась сесть, отчего кровь потекла обильнее. Охлад беспомощно смотрел на нее, хотел позвать лекаря, но Геката вдруг с прежней силой оттолкнула его от себя. Она встала на четвереньки, подползла ко мне и заговорила, но с каждой фразой ее голос таял.
— Но это… конец… люди… мы хотели изменить… вернуть вас себе… ты бы мог стать богом на земле… а ты… ты обрек мир на мирское существование, где магия скоро кончится… ты и не представляешь, что сделал…
— Мне неинтересно, — проворчал я и вскрикнул — с такой силой меня резнула боль.
Невероятно, но зрачки ее глаз вдруг выцвели.
— Ты будешь… будешь… — прошептала она.
Я знаю, как умирают люди. Обычно слышится страшный хрип, и человек падает. В этот раз было по- другому. Геката вдруг громко закричала, это была не просто паника, это был протест против несправедливости. Ее голова откинулась назад, глаза широко раскрылись, и что-то… что-то выпрыгнуло из нее. Может, это было воплощение ее силы, ее божественность или душа — называйте как хотите. Мне показалось, что из ее рта, носа, мертвых глаз и зияющей раны, которую я ей нанес, изверглось черное облако ненависти и чистой ярости.
Оно поплыло ко мне, и я решил, что оно сейчас нападет на меня. Но тут я понял… почувствовал, что облако не летит ко мне само. Нет, это я его притягивал. Или даже камень. Буквально пылая от жажды, камень с силой, которой я не подозревал и не ожидал, потянул к себе душу Гекаты, словно беспомощную жертву паук.
Она и была жертвой. Я увидел, как чернота, которая недавно была Гекатой, сопротивляется, упирается, но было слишком поздно. Вся боль, что я испытывал до этого мига, не могла сравниться с пыткой, которую устроил мне камень, борясь за душу Гекаты.
Мне показалось, что моя кожа лопается и запекается изнутри, словно я выгораю. Не знаю, что делали Охлад, Кабаний Клык и все остальные, словно их и не было вовсе.
«Он хочет взять мою душу… хочет мою душу… мы хотим твою душу, ты забрал ее от нас, мы ее вернем, мы, мы…»
