деле. — Учитывая то, что я, очевидно, обязан ему жизнью, вы, по крайней мере, могли бы быть с ним более вежливым.
Дурла, казалось, хотел возразить, но потом решил этого не делать.
— Причем же здесь… гражданин Г'Кар? Откуда он взялся?
— Он… он и был этим центаврианином. Очевидно, это был какой-то вид голографической маскировки. Какое-то устройство, которое сломалось во время борьбы, и эта маскировка исчезла.
Дурла выпучил глаза.
— Сеть-хамелеон, — прошептал он. — Они же запрещены!
— Так арестуйте меня, — сказал Г'Кар.
Дурла медленно встал с места. Его трясло от еле сдерживаемой ярости.
— О, я арестую вас! Я прикажу вас казнить за то… за то…
— За то, что я спас вам жизнь? — Г'Кар явно забавлялся происходящим. И это меня не удивило. После всего, через что довелось пройти Г'Кару, вряд ли он был способен смутиться от гнева центаврианского политика, пусть и высокопоставленного. — Казнь — это еще не самое страшное, — философски продолжил он. — То, что меня схватили тогда, когда я пытался обезвредить этого… типа, — и он кивком указал на Айсона, — смущает меня гораздо сильнее.
Я могу лишь приписать это вредоносному действию, возникающему при использовании сети- хамелеона. Не беспокойтесь. Дайте мне время, чтобы восстановить силы, и, несомненно, я стану достаточно сильным, чтобы справиться с любым из присутствующих в этой комнате.
— Я прикажу вас казнить, — сказал Дурла, сдерживая себя, — за нарушение границ Примы Центавра. Они закрыты для всех представителей других рас… или вы забыли?
— Совершенно забыл, — ответил Г'Кар. — Я пользовался маскировкой лишь потому, что мечтал о волосах. О высокой прическе.
Великий Создатель, как же мне его не хватало.
— Вы пользовались маскировкой для того, чтобы шпионить за нами! Вы преступник и шпион! За одно это вас следует казнить.
— Но ведь это еще не все, Дурла, — сказал я, поднимаясь с кресла. Мои ноги чуть подкашивались, и мне потребовалось время для того, чтобы встать. — Можно сказать, что вы — его должник… равно как и я. Хоть Айсон и утверждает, что целился в вас, он легко мог попасть в меня. Ведь так, Айсон?
Айсон мрачно посмотрел на меня.
— Дурла — безумец, обличенный властью. Ничтожество, презирающее Дома. И традиции Примы Центавра. Но вы… вы гораздо хуже. Нет ничего хуже слабого императора.
Я медленно кивнул.
Затем развернулся и одним движением выхватил у генерала Райса его церемониальный меч. Клинок со звоном выскользнул из ножен. Лицо Айсона все еще выражало презрение, когда я повернулся и изо всех сил размахнулся. Острое лезвие со свистом рассекло воздух, и мне было приятно видеть, что мои руки по- прежнему сильны. На губах Айсона все еще играла усмешка, когда его голова слетела с плеч и покатилась по полу.
Никто не произнес ни слова.
Я направил меч на Г'Кара. Его единственный глаз сверкнул, когда он встретился со мною взглядом.
— Как насчет обеда? — спросил я.
Глава 8
Дэвид Шеридан видел глаз, глядящий на него, но он уже не так пугал его, как раньше.
Он до сих пор помнил тот миг, когда впервые увидел его. Ему только исполнилось двенадцать лет, и он заснул после долгого дня рождения. Во сне он бежал, просто бежал по огромной минбарской равнине. Он делал это не потому, что испугался, или что его преследовали. Он бежал просто потому, что испытывал наслаждение от бега, от переполнявшей его юношеской энергии, которая, казалось, никогда не покинет его в этом вечном беге.
Наконец, он остановился. Не потому, что запыхался, а потому что предположил, что ему нужно остановиться для того, чтобы перевести дух.
Все-таки, это был сон, и он сам устанавливал в нем правила.
И тут, по непонятным для него причинам, мир вокруг потускнел. Как будто внезапно наступило затмение. Он посмотрел вверх, на минбарское солнце, которое всегда было теплым и приятным.
Солнце тоже посмотрело на него. Единственный огромный глаз занимал всю его поверхность и молча уставился прямо на него.
Дэвид в оцепенении глядел на него. Глаз несколько раз мигнул, а потом заговорил с ним.
Дэвид закричал во сне, и очнулся, сидя на кровати. К сожалению, так как минбарские кровати были установлены под наклоном, Дэвид грохнулся на пол. Он лежал на холодных плитах, покрытый потом, испуганно озираясь в поисках глаза.
Он понимал, что это глупо, но все же подбежал к окну и посмотрел на луну, но не увидел никакого глаза.
Но снова заснуть ему не удалось. Он неподвижно стоял возле окна, глядя, как восходит солнце, чтобы убедиться в том, что оно такое же, как и прежде.
Солнце в это утро светило так же, как и раньше, и это прогнало его смутные ночные страхи.
Но он не мог забыть этот сон. Его невозможно было забыть, потому что он часто возвращался. Не очень часто, просто время от времени, как будто глаз следил за ним.
Хотя сначала это пугало его, в последствии страх начал исчезать. Глаз никогда не делал ничего опасного или угрожающего. Он просто смотрел на него, иногда произносил несколько тщательно подобранных ненавязчивых фраз. Когда Дэвид рассказал об этом сне одному из своих наставников, тот ответил, что, несомненно, глаз мог быть воплощением его отца или матери, или их обоих. Это, как говорится, подсознательное желание знать, что его родители следят за ним и хранят его от беды тогда, когда он наиболее уязвим. После этого Дэвид постепенно успокоился и стал считать глаз не символом опасности, а символом благополучия.
В эту ночь глаз снова вернулся после долгого отсутствия. Правда, при весьма странных обстоятельствах. Дэвиду снилось, что он обедает с самим собой.
«Другой» Дэвид непринужденно сидел за столом напротив него и был явно старше на несколько лет. Особенно странно было то, что у него на голове была центаврианская прическа. Дэвид и в жизни не мог представить, что будет так выглядеть в будущем.
— Нравится? — спросил старший Дэвид. — Я не уверен, что это мне идет. А ты как думаешь?
Младший Дэвид пожал плечами.
— Хорошо. Не бери это в голову, — сказал старший Дэвид. — Не думаю, что тебе этого хочется, — а потом его лоб мигнул.
Дэвид присмотрелся, впервые принимая неестественность этого момента без вопросов. Но теперь его поразил тот странный факт, что у старшего Дэвида был третий глаз. Он сидел прямо в центре его лба и глядел на него. Дэвид немедленно узнал его.
— Это же мой глаз, — сказал он.
Тут внезапно раздалось хлопание крыльев, и Дэвид чуть подскочил. Птица похожая на ворону, уселась на голову старшего Дэвида. Казалось, тот ее не замечал.
— Тебе это неприятно? Если так, то я избавлюсь от него, — сказал старший Дэвид. А потом ворона ударила клювом и вырвала глаз из его лба. Дэвид охнул, увидев зияющую глазницу, а потом ворона или ворон, или что-то в этом роде, расправила крылья и улетела прочь.
— Ты в порядке? — выдавил он.
Перед старшим Дэвидом возникло множество тарелок с едой.
