— Иными словами, стоило ему хоть на мгновение отвести взгляд в сторону, как ты удрал.
Дэвид молча пожал плечами.
Деленн вздохнула, и в этом вздохе была знакомая смесь любви и раздражения.
— Это твой сын, — сказала она Шеридану.
— Приятно это слышать, — заметил Г'Кар. — А то ходили слухи…
— Ваше чувство юмора, Г'Кар, как всегда неуместно, — с мрачной усмешкой заметил Шеридан.
— Настоящих комиков редко признавали при жизни.
— Еще пара таких замечаний, и я устраню эту проблему, — многозначительно предупредил Шеридан.
— Вы похожи на стариков, которые все время вспоминают старые добрые времена, — сухо заметил Дэвид. — Очень интересно, особенно, если учесть, что, когда я вошел сюда, все выглядело до черта мрачным.
— Язык, — рефлекторно сказала Деленн.
— Простите. Чертовски мрачным.
Она закатила глаза, набираясь терпения.
— Вы же не могли сменить тему разговора, просто потому, что я здесь? — спросил Дэвид.
Взрослые неловко переглянулись.
— Все в порядке, — продолжил он, явно не интересуясь ответом на свой вопрос. — На самом деле я уже несколько минут стоял снаружи.
Гарибальди указал на Дэвида и сказал Шеридану:
— Этот парень закончит жизнь за решеткой. Давай я заберу его с собой на.
Марс и несколько лет поучу уму-разуму. Вы его не узнаете.
— Если его волосы отрастут еще длиннее, то я в любом случае его не узнаю, — заметил Шеридан.
— Ты так и не ответил на мой вопрос, папа, — сказал Дэвид, не обращая внимания на его последние слова. — Ты сердишься из-за действий пацифистов, которые не желают развязывать войну с Центавром. Но разве они не правы? Взять хотя бы ту же войну Земли с Минбаром. Из-за агрессивности землян, которые открыли огонь по минбарцам и убили Дукхата, минбарцы пришли в ярость, и началась бессмысленная война, унесшая миллионы жизней.
Деленн внутренне затрепетала. Дэвид был вправе говорить об этом. Все действительно так и было, и Деленн, склонившаяся над остывающим телом Дукхата, была одной из тех, кто принял то роковое решение о нападении на людей.
Животные! Слова, выкрикиваемые в отчаянии, принадлежали ей и до сих пор звучали у нее в голове. Но Дэвид никогда об этом не слышал. Эта тайна, это мгновение, которое ей никогда не забыть, как бы она этого ни хотела, была похоронена в глубине ее души.
— А потом, — продолжил Дэвид, не обращая на смятение матери, — родной мир людей был бы уничтожен, если бы минбарцы внезапно не сдались. Причины были самые разные, но результат был один и тот же: стремление к миру. Так что, очевидно, что те, кто ищет мира, поступают правильно. Как же вы решаете, когда настало время для мира… и когда — время для войны?
— Это сложный вопрос, — признал Шеридан.
— Ну, на самом деле, сам-то вопрос несложный. Сложно на него ответить.
Шеридан посмотрел на сказавшего это Гарибальди и сухо произнес:
— Благодарю тебя, Майкл, за удачное пояснение.
— Пустяки.
Деленн шагнула вперед и положила руку на плечо сына.
— Это зависит от ситуации. Иногда стремление к миру выглядит лучшим решением всех проблем…. а иногда это просто признак слабости.
Шеридан утвердительно кивнул.
— Есть те, кто использует мир как оружие. Как средство отвлечения или как помеху для своих противников, в то время как они продолжают разрабатывать планы будущих завоеваний.
— И вы думаете, что сейчас именно такой случай?
— Ты должен видеть всю панораму, — сказал Шеридан. — Ты не должен ограничиваться одним, или даже несколькими действиями. Ты должен выяснить всю их историю, чтобы иметь ясное представление о том, чем они являются.
Основываясь на этом, ты можешь понять, что будут делать дальше.
— Что касается Лондо и центавриан, — мрачно сказал Гарибальди, — то они намерены отправиться туда, куда им захочется. Сейчас они как шестисотфунтовая горилла.
— Кто? — Дэвид в недоумении посмотрел на него.
— Горилла. Это старая шутка. Где сядет шестисотфунтовая горилла? Ответ: там, где захочет. Понял?
— Кажется, да, — Дэвид замялся, а потом спросил: — А что такое горилла?
Гарибальди открыл рот, чтобы ответить, но потом закрыл его и вздохнул.
— Неважно.
Легко переключившись с озадачившей его шутки, Дэвид произнес:
— Лондо… император… так вы думаете, что он собирается сделать именно это? Отправиться туда…. куда… ему захочется?
— Не знаю. Я больше не знаю его, — ответил Шеридан. Он посмотрел на Г'Кара. — А вы что думаете, Г'Кар? Что-то вы не очень разговорчивы. Что, по вашему мнению, затевает Лондо?
— Что он затевает? — Г'Кар пожал плечами. — Не могу вам точно сказать. Но одно я знаю наверняка: Лондо Моллари является одной из самых трагических личностей, которых мне доводилось встречать в своей жизни.
— Трагической? — хмыкнул Гарибальди. — Послушайте, Г'Кар, некогда мне нравился этот парень. А потом он стал могущественным безумцем и сидит теперь на Приме Центавра, стравливая всех между собой. И да, буду с вами откровенен… гибель Лу Велша от рук этих лохматых ублюдков вряд ли улучшила мое отношение к центаврианам. Я слышал, как они говорят, что их император — это живое воплощение Примы Центавра. Если это так, то мне нужно серьезно поговорить с этим самым воплощением, потому что выходит, что он является живым символом планеты, которая должна катиться в тартарары. Так что не понимаю.
Г'Кар, почему я должен лить по нему слезы и считать его трагической фигурой.
— Лить слезы или нет, это ваше дело, — ответил Г'Кар, пожав плечами. — Я знаю, что не стану этого делать. С чего бы мне лить слезы? Он в ответе за то, что мой мир бомбили масс-драйверами. Он виноват в гибели миллионов нарнов. Но знаете, что случилось бы, если бы не было Лондо Моллари?
Повисла пауза.
— Что? — спросил Дэвид.
— Скорее всего, случилось бы то же самое, — ответил ему Г'Кар. — Я полагаю, что Лондо стал жертвой обстоятельств, с которыми ему было не под силу совладать… и которые, возможно, даже были за гранью его понимания. А когда он это осознал, было уже слишком поздно. Я верю, что он заботился о собственном народе, но лишь в самом общем смысле этого слова…. а другие превратили его мечты в жестокую реальность, которую он даже в самых кошмарных снах не мог представить.
— Вот в чем, мистер Гарибальди, заключается трагедия Лондо Моллари: у него никогда не было возможности стать тем, кем он мог бы быть, если бы не эти превратности судьбы. Поймите меня правильно, — жестко добавил он, — как я уже сказал, я не стану лить по нему слезы. Во многом он сам виноват в том, что случилось, и у него была возможность все это предотвратить. А, быть может, такой возможности и не было. Нам никогда этого не узнать. Но достоин он жалости или нет, можно ли ему сочувствовать или нет, неважно. Он все равно остается трагической фигурой.
Шеридан покачал головой и посмотрел на Гарибальди.
— И ты еще говорил, что он не особо разговорчив. Вот видишь, что получилось? Теперь мы не можем заткнуть ему рот!
— Я бы не стал высказывать свое мнение, если это так утомительно для вас, — насмешливо сказал Г'Кар.
