брюки. В то время, как он был занят всем этим, его язык путешествовал у меня во рту. Я попыталась помочь ему и передвинуться, но он не позволил. Таким образом, я могла только лежать и — как они там говорят? — думать об Англии. Кроме того я думала о его огромном члене и пускала слюни, предвкушая все то, что он им со мной сделает.
Он вошел в меня, и хотя я еще не была готова, я не возмутилась. Мы оба застонали, когда он попробовал двигаться быстрее и сильнее. Он остановился, поцеловал меня и спрятал свое лицо у моего горла, мои ноги обвивали его талию. Его рубашка была еще застегнута, и мы оба даже не сняли носки.
Наконец он полностью скользнул в меня, я подняла бедра навстречу ему и мы нашли своего рода гармонию. Это было лучше, намного лучше, не просто лучше — это было фантастически. Я любила чувствовать его руки на своем теле, сильные и неистовые. В моей голове прозвучал его голос: «Никогда не позволяй кому-либо еще… никогда. Ты моя, моя, моя, МОЯ, МОЯ».
Слишком неистово. Он напрягся во мне, и хотя я была еще за много миль от оргазма, я не возражала. Я знала, что весь следующий час он проведет, делая приятное мне.
Он со стоном обрушился на меня, и я засмеялась — моя рубашка тоже все еще была на мне. Но с этой разбросанной одеждой и всеми этими пластиковыми пакетами, комната выглядела как Filene's Basement[16] в день хорошей распродажи.
— Не смейся надо мной, ты, ужасная женщина, — беззлобно сказал он.
— Извини, Эрик. Ты преподал мне на самом деле хороший урок. Считай меня наказанной. Кроме того, завтра прибывают Миннесота Вайкингс[17].
Он снова вздохнул.
— Ты убиваешь меня. Тебе должно быть стыдно.
— Ха! — Я обвила его талию ногами и пощекотала его за ухом, в местечке, которое как я знала, было очень чувствительным, — Готов продолжать?
— Убиваешь меня, — пробормотал он, медленно расстегивая свою рубашку, но не смог скрыть блеск в глазах и внезапную вспышку интереса, — Правительство Миннесоты осуждает предумышленное убийство, ты же знаешь.
— Правительство Миннесоты осудило бы большую часть того, что происходит в этом доме.
Я стянула свои земляничного цвета носки и подбросила их в воздух.
— Ну что, супруг, поехали?
— Возможно, но они также не думают о суициде — хмыкнул он, но затем он снова поцеловал меня, и мне стало слишком хорошо, чтобы о чем-то думать.
— Что ты собираешься делать? — прошептала Джессика.
— Я уже говорила тебе. По меньшей мере, три раза. Черт побери, ты меня не слушаешь?
— В твоей жизни столько пустяков, что мне приходится фильтровать то, что ты говоришь.
— Я что, шестичасовые новости, чтобы так со мной поступать?
— Точно! — сказала она, даже не собираясь извиняться, — Иногда так трудно помнить, что важно, а что нет.
— Просто замечательно! Кажется, здесь… один-десять, один-одиннадцать, один-двенадцать.
Мы остановились перед закрытой дверью, которая, как и все двери в домах престарелых, пыталась выглядеть по-домашнему уютной, но ей это не удавалось. Что бы вы ни делали с ними, они выглядели, ощущались и пахли как больничные.
Я тихо постучала и, не дождавшись ответа, толкнула дверь. Она со скрипом открылась, и я увидела старенькую леди, сидящую на краю дальней кровати.
Она улыбнулась, увидев нас. Ее десны выглядели точно так же как и у малыша Джона.
— Э… привет, — сказала я, проходя в комнату. Джессика шла прямо за мной.
— Я Бетси. А это Джессика.
Она приложила ладонь к уху. Она выглядела точно так, как выглядят практически все старушки в Миннесоте, которых я когда-либо видела — седая, голубоглазая, худая и морщинистая. На ней были типичные старушечьи колготки, которые скатывались к коленям. Желтый выцветший халат был застегнут на все пуговицы до самого воротника.
— Ммм? — спросила она.
— Я сказала…
Я подошла поближе. За нами со скрипом закрылась дверь. Слава богу! Немного уединенности.
— Я Бетси, а это Джессика.
— Ммм?
Ох, великолепно. Я приблизилась к ней практически на расстояние поцелуя. От нее сильно пахло яблочным соком. Это вернуло меня к ужасным воспоминаниям о том времени, когда я добровольцем работала в госпитале. Только Богу известно как я тогда пахла. Вероятно, как Ангел Смерти.
— Энни прислала меня! — кричала я, — Она просила сказать вам…
Она придвинулась еще ближе. Расстояние между нами было меньше дюйма.
— Ммм?
— Энни просила сказать вам, что не было никакого чека! — прокричала я, игнорируя хихиканье Джессики. Великолепно! Возможно, несколько медсестер с первого этажа еще не услышали первую часть этой чрезвычайно секретной беседы. — Но там был счет и вот здесь вся информация, что вам необходима, чтобы обналичить его!
Я вручила ей свернутый листок бумаги.
— No se…, — она покачала головой, — No se, no se[18].
— Ох, черт побери! — я сопротивлялась искушению выбросить кровать в окно, — Энни никогда не упоминала об этом.
Джессика уже практически лежала на соседней кровати в истерике, держась за живот от смеха.
— Громче, громче! No se!
— Можешь ты поднять свою задницу и помочь мне? Пожалуйста.
— Я учила французский, ты же знаешь.
— Спасибо за большой и толстый нуль. Без сомнения, ты самый ужасный друг. Ну и что теперь?
К счастью, старая леди — черт, я должна помнить, что она не просто «старая леди», у нее есть имя — Эмма Пирсон. Как бы то ни было, пока я жаловалась на Джессику, она развернула лист бумаги, который я отдала ей и широко улыбнулась своей беззубой улыбкой. Она что-то взволнованно сказала по-испански и сжала мою руку. Испанский я изучала только один год в средней школе и все, что я помнила, это donde est el barсo[19].
— Oh,gracias, — сказала она, — Muchas nuchas gracias. Я так вам благодарна. Спасибо большое.
— Ох… de nada[20]. Ой, я почти забыла… Энни очень, очень сожалеет, что она взяла деньги и еще она надеется, что вы повеселитесь с ней. Она… ох… lo siento. Энни muy…muy lo siento para…ох…воровство… El dinero?
Эмма кивнула, продолжая улыбаться. Я молилась о том, что она имеет хотя бы отдаленное представление о том, что я говорю. Если же это не так, Энни отплатит мне еще одним маленьким визитом.
Мы смотрели друг на друга. Чтобы прервать эту неловкую тишину я спросила:
— Donde est el barсo?
Я была рада тому, что в любом случае мне туда не надо будет идти, так как объясняла она очень долго и запутанно. А потом после долгих прощаний мы ушли.
— Я думаю, что она не поняла ни слова из того, что ты ей сказала, но мне показалось, что она знала о счете, — сказала Джессика, вытаскивая чековую книжку из кошелька и записывая в ней что-то.
— Может быть, она лучше читает по-английски, чем говорит. Возможно, она знает слова «Первый Национальный Банк» и собственное имя.
— Может быть.
Джессика выписала чек на 50000 долларов и небрежно бросила его в ящик для пожертвований, когда мы шли обратно к машине.
— Это место нуждается в новых обоях. И кто только выбрал этот цвет зеленой слизи?
