На нее вновь нахлынули воспоминания. Взрослые при ней следили за своими словами, но, как любой смышленый ребенок, она слышала и понимала больше, чем они думали.
– Какая жалость. Эл такой чудесный человек.
– Я всегда думала, что она немного заторможена, но, очевидно, дело куда хуже.
– Так достойно с его стороны оставаться с ней и заботиться о ней. Тем более с его мальчишкой, постоянно причиняющим беспокойство.
– Вы слышали? Она покончила с собой.
– Глупо.
– Чистое безумие. «Неуравновешенна»!
Сама того не замечая, Джесса опустилась на мешки с продуктами. Так много этих заявлений предварялось словами «Все знают…». Но кто действительно знал? Или эти слухи были так же необоснованны, как слухи об Эдаме?
– Господи! – прошептала она. – Он проделал это с ней, не так ли? Уничтожил ее намеками и слухами. Так же как пытался сделать это…
Джесса умолкла, прежде чем слова «с вами» сорвались с ее уст.
Она подняла взгляд на Сент-Джона. Он смотрел на нее сверху вниз с сосредоточенным выражением на прежде непроницаемом лице. Подбородок напрягся под шрамом.
– Вы помните.
Слова прозвучали, как если бы Сент-Джон пытался сдержать их, но не смог. Но Джесса не представляла, чтобы ему настолько отказала сдержанность, поэтому тщательно подбирала слова для ответа.
– Да. Я была маленькой, но помню, как люди перешептывались, всегда умолкая, если рядом появлялись дети, как они смотрели на нее в те редкие дни, когда она рисковала выходить из дому.
– Пленница.
Слово болезненно кольнуло ее, и Джесса опустила взгляд:
– Теперь я это понимаю. Тогда все думали, что это ее выбор и так безопаснее, потому что…
Боль и жалость помешали ей закончить фразу. Она была маленьким ребенком, когда Марлин Олден покончила с собой, но теперь не смогла отделаться от чувства, что могла что-то сделать.
Так же как должна была что-то сделать для сына, которого оставила миссис Олден.
– Безумна, – закончил Сент-Джон ее незавершенную фразу.
Джесса снова посмотрела на него. Его лицо снова стало бесстрастным.
– Да, – сказала она, не видя смысла отрицать то, что он, очевидно, знал.
– Следующий шаг, – продолжал Сент-Джон.
Джесса была не вполне уверена, что знает, как заполнить словесную брешь. Говорил он о следующем шаге их или Олдена? Но вдруг поняла.
– Вы имеете в виду… что его следующим шагом будет попытка убедить людей, что
– Да.
Джесса вздохнула.
– Знаете, если он сможет убедить в этом достаточное количество людей в городе, то я не уверена, что хочу быть их мэром.
– Остановите его.
– Не хочу играть по его правилам. – Она встала и стряхнула пыль с рук. – Не желаю участвовать в привнесении в Сидар, подобной грязной политики.
– Играть буду я.
– Не знаю, если…
Джесса оборвала фразу, когда из-за угла склада вышел Мауи, очевидно освобожденный на сегодня от обязанностей моральной поддержки ее матери. Пес остановился, глядя на мужчину рядом с ней. Она открыла рот, чтобы сказать ему, что все в порядке – обычная процедура, прежде чем большая собака позволит постороннему находиться около нее. Но прежде чем она успела представить Сент-Джона, золотистый хвост начал вилять. Раздался почти радостный лай, пес подбежал к Сент-Джону и уселся у его ног, выжидающе глядя на него.
Мужчина уставился на собаку. Джесса не смотрела на Мауи – ее взгляд был прикован к лицу Сент- Джона. Она наблюдала, сама толком не зная, чего ждет.
Наконец, Джесса увидела это.
Сент-Джон улыбнулся.
Это был едва заметный изгиб рта, сохранявшийся всего лишь момент, но, посмотрев на внука собаки, которую он однажды назвал лучшим другом в мире, он улыбнулся. И в этот mиг она узнала мальчика, которым он некогда был.
Он был ее тайной сердечной болью, источником многих часов муки по причинам, которые могли показаться слишком взрослыми. Но при этом зрелище сердце дрогнуло, как в детстве, – и в Сент-Джоне еще оставались следы прежнего мальчика, проявляющего более живые чувства. И когда он протянул руку, чтобы положить ее на благородную голову Мауи, Джесса едва не заплакала.
– Пес словно знает вас, – прошептала она. – Обычно он более осторожен с незнакомцами рядом со мной.
– Отлично. – Судя по тону, Сент-Джон игнорировал ее первые слова, хотя слышал их. Но реакция собаки заставила Джессу подумать о генетической памяти.
Потом пес поднялся, напряженно глядя на улицу. Повернувшись, они увидели темноволосого мальчика, почти тайком выглядывавшего из-за угла склада, наблюдая за собакой.
Джесса затаила дыхание, узнав ребенка.
– Можешь поиграть с ним, – мягко сказала она.
На лице мальчика мелькнула улыбка, как недавно на лице Сент-Джона, и он неуверенно шагнул вперед.
– Тайлер, немедленно вернись!
Женский крик с улицы заставил мальчика повернуться, а Мауи резко гавкнуть.
– Не вынуждай меня рассказывать твоему отцу!
Мальчик застыл. Каждый мускул в его жилистом теле, казалось, напрягся.
– Он не мой отец.
Мальчик пробормотал эти слова себе под нос – Джесса и Сент-Джон едва их услышали, а до ушей женщины на улице они наверняка не долетели.
Бросив взгляд на улицу, мальчик посмотрел на Джессу.
– Надеюсь, вы победите его, – сказал он и побежал прочь.
Джесса смотрела ему вслед, обуреваемая целым шквалом чувств. Она рискнула взглянуть на Сент- Джона и по его свирепому выражению лица догадалась, что он знал, кто этот мальчик. И услышал страх в его словах и в голосе женщины, позвавшей его.
– Мне мало просто победить его, – сказал Сент-Джон, удивив Джессу законченной фразой и почти напугав ее яростным тоном.
Она открыла рот, чтобы заговорить, но вовремя спохватилась, осознав, что собирается назвать его настоящим именем. Потому что перед ней был мальчик, которого истязал Элберт Олден. И когда он добавил три слова, они прозвучали так, словно перенесенные им муки закончились лишь вчера.
– Я уничтожу его.
Глава 10
Сент-Джон видел полдюжины людей, собравшихся у аптеки за несколько домов от «Хиллс». Благодаря своему росту Элберт Олден возвышался над ними. Он обменивался рукопожатиями, широко
