Томпсон навалился ему на живот, прижимая его к столу.
— Так, посмотрим. — Фельдшер убрал окровавленную корпию, Ричард громко закричал, Томпсон изо всех сил держал его, я увидел рану и почувствовал, как у меня все внутри переворачивается.
Рана была больше, чем я ожидал, — зияющая, изогнутая, видны и кость, и мышцы, и подкожный жир, и волосатая кожа кругом отливала мертвенным серо-сине-черным оттенком, а отверстие в задней части икры, куда вошел рог, наверно, было еще больше, и мне стало нехорошо. Я стиснул локоть Ричарда; он корчился и кусал шляпу.
— Так вы, друзья, носорогов пачками ловите? — сказал фельдшер, потом обратился к медсестре. — Открой мою сумку.
У нее под белой шапочкой был черный парик.
— Сперва обезболивание? — крикнул Ричард.
— Я до тебя еще не дотронулся.
— Как тебе нравится здесь у нас, доктор? — спросил Томпсон, навалившись на живот Ричарда.
— Вполне.
У сестры что-то не ладилось, я взял у нее черную сумку и открыл.
— И сколько же носорогов вы поймали? — спросил фельдшер.
— Четырнадцать.
Мне хотелось крикнуть: «Кончай трепаться о носорогах, впрысни бедняге обезболивающее!» Фельдшер достал пузырек и шприц и поднес их к свету; разговор не мешал ему действовать быстро.
— Сейчас он впрыснет тебе М-99, — сказал я.
Ричард обливался потом и грыз костяшки пальцев.
— Шляпа уже надоела? — спросил фельдшер, подходя со шприцем. — Дай-ка руку сюда, дружище, а в рот можешь сунуть другую.
Я оттянул руку Ричарда, подал ему шляпу, он впился в нее зубами и повернул голову в другую сторону.
— Держи его крепче.
Я сжал руку Ричарда, и фельдшер вонзил иглу прямо в вену.
— Как это ты так быстро вену находишь? — поинтересовался Томпсон. — Когда я колю носорогов, столько ковыряюсь!
— Я тоже не большой спец по носорогам, — скромно признался фельдшер. — В Новой Зеландии они не водятся.
— А как там, в Новой Зеландии, с рыбалкой? — спросил Томпсон.
— Здорово. — Он мыл руки; Ричард корчился, кусая шляпу; я сжимал его руку.
— Что ты ему впрыснул?
— Петедин. Рыбалка отменная.
— Форель?
— Сказочная форель. Перчатки, — обратился он к медсестре в черном парике.
— О-ой! — корчился Ричард.
— Потрясающая форель. — Он натянул резиновые перчатки; они облегали его кисти, словно смуглая кожа. — Кость не задета.
— Чуть-чуть по почкам не врезал, ты бы видел, что это было.
— Так, сейчас освежим немного. — Он принялся смазывать ногу желтым дезинфицирующим раствором, и Ричард закричал, и мы с Томпсоном держали его изо всех сил. — На лыжах ходишь?
— Нет, — ответил Томпсон.
— В Новой Зеландии для лыжников раздолье.
Он смазал желтым всю ногу корчившегося Ричарда от колена до пальцев; потом мазнул рваные края раны, и Ричард снова закричал.
— Сейчас петедин тебя успокоит. Как самочувствие?
— Ни к черту. — Ричард скрипнул зубами, сжимая мою руку; лицо его было пепельно-серым.
— Держите крепче. — Фельдшер кивнул и смочил раствором рану, и Ричард с криком выгнулся на столе, и я обхватил рукой грудную клетку бедняги, а Томпсон прижал ему колено.
— Эй, ты это брось! — сказал фельдшер Томпсону, — Не трогай его своими грязными лапами, теперь мне придется всю ногу смазывать заново.
— Виноват, — произнес Томпсон.
— Вот и положись на вас, — сказал фельдшер, принимаясь снова мазать ногу дезинфицирующим раствором.
— Порядок, — обратился он к Ричарду. — Рану второй раз не трону.
«Слава Богу», — подумал я.
— Теперь можно и зашивать.
— О-ой! — дернулся Ричард. — Сделай укол.
— А как же, обязательно, — ответил фельдшер.
— Только не в рану, умоляю, только не в рану…
— Ладно, дружище, ладно. — Он взял шприц с длинной иглой, убедился, что Томпсон закрывает поле зрения Ричарда, и со словами: «Да, Новая Зеландия — прекрасная страна» — сунул иглу в открытую рану. Ричард дернулся, взвыл, сжал мою руку, замотал головой, и я почувствовал как сам бледнею.
— Прекрасная, — фельдшер извлек иглу, — и скучная.
Он снова, чуть отступя, воткнул иглу в ткань и впрыснул еще анестетика, и Ричард закричал, и мы с Томпсоном крепко держали его.
— Почему же скучная? — спросил Томпсон.
Фельдшер приготовился сделать третий укол.
— Не о чем даже поспорить, разве что о ценах на масло…
— А-а-ай! — закричал Ричард.
— Да на телячьи отбивные, — продолжал фельдшер. — И на сыр. — Он продолжал обкалывать рану. — И так далее в этом роде.
Ричард корчился, и мы прижимали его к столу, и у меня отлила кровь от лица и звенело в ушах.
— То ли дело здесь… — Новый укол. — Происходят исторические события. — Укол. — А девочки какие…
Ричард задыхался, кривился, обливался потом, корчился, кусая шляпу.
— Если, конечно, вы любите девочек. Ну-ка, повернись на бок, дружище.
— У-ух, черт! — сказал Ричард.
Мы прижали его боком к столу, и фельдшер принялся обкалывать рану на задней стороне икры, и Ричард кричал:
— Ч-чер-рт!
— А ты малость побелел, — сказал мне фельдшер.
— Не без того.
— На днях, — он сделал укол, — полицейский привез африканца на операцию, — новый укол, — и сам же в обморок хлопнулся.
Продолжая рассказывать про полицейского, он закончил впрыскивать обезболивающий препарат, и мы крепко держали Ричарда. Петедин явно подействовал, Ричард уже не так сильно корчился и дергался, больше стонал и кусал шляпу, и волосы его прилипли к мокрому лбу, и нам уже не надо было так крепко держать его, но он по-прежнему стискивал мою руку. Когда дело дошло до швов, Ричард почти совсем успокоился. Фельдшер вооружился большой изогнутой иглой и ниткой, захватил пинцетом край раны и проткнул, и Ричард дернулся, и мне снова стало худо.
— Что-нибудь почувствовал?
— Немножко, — выдохнул Ричард.
— А вот и нет, — возразил фельдшер. — Кожа онемела, ты чувствуешь боль в глубине раны. Думай о своей девушке.
— Советую тебе тоже думать о своей девушке, — обратился он ко мне.
— Ладно, — отозвался я.
