на дерево с развилкой. Другой конец троса он продел под клетку.
— Вена-камина! — скомандовал Осборн.
Двое заработали рычагом: «Вена-камина, вена-камина».
О каждым движением на сантиметр выбиралась слабина, наконец трос натянулся, и верхний конец клетки оторвался от заднего борта грузовика. Барбара вопила и брыкалась, раскачивая клетку. Осборн вывел грузовик из ямы, чтобы не мешал.
— Порядок! — крикнул он рабочим на вена-камине. — Теперь обратно!
Здоровенная клетка начала со скрипом опускаться. Барбара снова забилась, дергая дерево с развилкой. Мы отошли подальше на случай, если сук переломится. Не дай Бог, это было бы последней каплей в чаше испытаний, выпавших на долю несчастной носорожихи. Сантиметр за сантиметром клетка, скрипя, опускалась вниз, и все время Барбара бесновалась и дергала дерево. Наконец клетка легла на землю. Тотчас Барбара перестала биться. Слышно было только громкое зловещее сопение.
— Мы ей здорово осточертели.
— Точно! — подтвердил Осборн и осмотрелся кругом. — Ну-ка, все на деревья! Мпофу! — Он отыскал взглядом своего старшего следопыта.
— Нкоси?
— Отгони мой «лендровер» подальше, во-о-он туда, счастливого пути.
Рабочие, смеясь, полезли кто на деревья, кто на ограду загона. Невин отогнал в сторонку «фольксваген». Он здорово устал.
Осборн повернулся к водителю грузовика:
— У твоего хозяина, наверно, куча денег?
— Точно, сэр, — отозвался водитель, — куры не клюют.
— Все равно ему будет жаль потерять этот грузовик. Ты лучше подвинься.
Лагерь Осборна был разбит под деревьями метрах в ста от загона; я только теперь его заметил. Походный столик был накрыт для завтрака.
— Мадара! — позвал он своего старика-повара.
— Да, мамбо, — донесся откуда-то глухой ответ.
— Хочешь, чтобы носорог проткнул тебе поясницу?
— Нет, мамбо, не хочу, — ответил старик.
— Тогда лезь на дерево.
— Хорошо, мамбо. Мамбо!
— Что?
— А как же ваши вещи?
— Если она вздумает посягнуть на мое имущество, — прокричал Осборн, — ты живо спускайся с дерева и ткни ее пальцем в глаз.
— Хорошо, мамбо.
Рабочие, ухмыляясь, облепили деревья и ограду. Я тоже примостился на дереве, отыскав удобную развилку.
— Вы чудно смотритесь, — сказал Осборн. — Прямо загляденье.
Он взобрался на клетку. Барбара притихла. Лежа на клетке, Осборн свесился над дверью и начал освобождать запор. Мы внимательно следили за ним. Вот отвинтил гайку разводным ключом. Вытаскивает из ушков тяжелый болт. Наконец распахнул широкую дверь, и нашему взгляду открылся могучий грозный серый круп Барбары.
Она продолжала стоять недвижимо. Откуда ей знать, что дверь сзади открыта.
— Эй! — окрикнул ее Осборн.
Барбара не двигалась.
— Эй! — Осборн нагнулся и ткнул ее пальцем.
Барбара фыркнула и, тяжело переступая, стала выбираться задним ходом из клетки. Нескладная, сердитая, она пятилась через дверь, вот уже и спина на воле, и показалась низко опущенная, огромная, свирепая, фыркающая голова с налитыми бешенством поросячьими глазками, и Барбара мотнула головой и боднула клетку с примостившимся наверху Осборном.
Всю свою тысячекилограммовую ярость вложила носорожиха в удар и продолжала дубасить клетку, и клетка ходила ходуном, и цепляющийся за брусья Осборн закричал:
— Бры-ы-ы-ысь отсюда!
Барбара изо всех сил бодала и трясла огромную клетку, и клетка трещала и качалась, скользила и подскакивала, и Осборн отчаянно цеплялся за брусья, крича:
— Бры-ы-ы-ысь отсюда!
Мы дружно хохотали и думали: счастье Осборна, что Барбара лишилась переднего рога, не то она подцепила бы клетку вместе с Осборном, и лететь бы им по воздуху через весь заповедник. Хорошенько отделав клетку, носорожиха стала озираться свирепым взглядом в поисках более интересной жертвы. Увидела загон и ринулась на него, топоча копытами, и ударила окровавленной мордой с такой неистовой яростью, что ограда закачалась, грозя сбросить на землю цепляющихся за жерди рабочих, и Барбара, свирепо фыркая, прошлась вдоль всей ограды, нещадно долбя жерди, срывая на них злость. Завернула за угол, высматривая новую жертву, увидела накрытый для Осборна столик и решила изничтожить его.
— Эй! — кричал Осборн. — Эй!
Тысячекилограммовая туша трусила через прогалину прямиком на стол с аккуратно разложенным прибором.
— Эй! — орал Осборн, стоя на клетке. — Назад!
Но Барбара даже ухом не повела, она видела только столик.
— Эй!
В ту же секунду Барбара поразила цель.
Тысяча килограммов с ходу врезались в складной столик, лихо боднули его — хрясь! трах! бам! — и полетел он по воздуху, и полетели, кувыркаясь, во все стороны чашки, блюдца, тарелки, ножи и вилки.
— Эй! — кричал Осборн, подпрыгивая на верху клетки. — Сейчас же прекрати это!
Барбара поддела складной стул, и он воспарил по красивой дуге выше деревьев.
— Брось немедленно! — вопил Осборн, и в ответ послышался грохот и звон: это Барбара добралась до кастрюль и сковородок, и они покатились во все стороны, и мы от души хохотали.
— Мадара! — крикнул Осборн.
— Нкоси? — донеслось откуда-то с дерева сквозь звон кастрюль.
— Ткни ее пальцем в глаз!
Рабочие покатились со смеху. Картина была впечатляющая: наклонив голову, бешено сверкая глазами, яростно фыркая, Барбара с грохотом гоняла по земле кастрюли и сковороды Осборна. Мы все хохотали. Наконец разгром лагеря был завершен. Злобно фыркая, она еще раз напоследок обвела поляну свирепым взглядом, развернулась и с шумом, с черной неблагодарностью в душе ворвалась в заросли своего нового местожительства.
Мы смотрели, как исчезает в траве ее спина, озаренная солнцем. Мы дружно смеялись, восхищенные ее темпераментом. Барбара направилась совсем не в ту сторону, где находился водопой.
Глава двадцать восьмая
Упираясь руками, подваживая ломами и отчаянно чертыхаясь, мы столкнули с грузовика вторую клетку, в которой помещался Освалд, и придвинули ее ко входу в загон. Затем Осборн влез на верх клетки и отвинтил тяжелый запорный болт. Сверкая глазами и топоча копытами, Освалд вырвался задним ходом из клетки, развернулся, с грохотом вломился в стойло и затормозил в облаке пыли. Яростно оглянулся по сторонам, взбешенный тем, что снова очутился в заточении. И пошел неистово дубасить ограду. Мы подзадоривали его криками и жестами, пока следопыты опускали жерди, закрывая вход, потом дали себе передышку. Освалд еще потыкался в ограду, наконец, остановился, озадаченный тишиной. Обвел отсек
