сердитое громкое фырканье, пыхтение, треск кустарника. Носорог яростно ломился через заросли, пересек каменистый распадок и снова нырнул в чащу. Полчаса они крались за ним в зарослях и опять услышали, как он вырвался из чащи. Тут они его увидели в первый раз. В пятистах метрах от них носорог трусил вверх по каменистому склону курсом на участок зарослей. Он знал, что его преследуют, и был взбешен.
Могучий самец углубился в чащу и притаился там. Описал в зарослях полукруг и притаился рядом с собственным следом, поджидая охотников.
Куце пошел на него в одиночку. В чащу они углубились втроем, но затем Куце велел Скэммелу и Капесе остановиться. Он услышал, как зверь шевелится, где-то в зарослях хрустнула ветка. Куце проверил ветер и медленно двинулся через густой кустарник, делая полукруг, чтобы зайти с подветренной стороны туда, где ему послышался треск. Был час дня, они преследовали носорога уже пять часов. Куце видел перед собой всего на метр-полтора. С предельной осторожностью он бесшумно заходил с подветренной стороны, сосредоточив всю свою волю на затаившемся где-то в чаще грозном, могучем звере, но, чтобы подчинить себе носорога, он должен был его увидеть.
В трех-четырех шагах от зверя Куце уловил его запах. Он застыл на месте, весь внимание, всматриваясь в чащу пытаясь разглядеть носорога, почувствовать его, точно определить, где притаился могучий убийца, которого надо обнаружить и подчинить себе прежде, чем он обнаружит и прикончит тебя. Две минуты стоял Куце недвижимо, с колотящимся сердцем, напрягая все органы чувств, вслушиваясь в знойную глухую тишину зарослей, и лютый зверь ростом с человека, грозный, разъяренный, тоже стоял недвижимо, прислушиваясь, принюхиваясь, напрягаясь, пытаясь высмотреть врага налитыми бешенством глазами, чтобы расправиться с ним; две минуты человек и зверь стояли так в трех-четырех шагах друг от друга, и во всем мире не было больше ничего, только ищущее, напряженное внимание, и они никак не могли точно нащупать друг друга. Тогда Куце, весь подобравшись, сделал один осторожный, бесшумный шаг, сделал другой — и увидел зверя в ту самую секунду, когда тот пошел в атаку. Носорог, подстерегший Поля Куце, с ревом выскочил из чащи сбоку от него и с трех шагов ринулся в атаку, сверкая глазами, с твердым намерением пронзить ему рогом живот и выпустить кишки. Все вдруг исчезло, остался только внезапный громкий треск и топот невесть откуда вынырнувшего зверя, и Куце круто повернулся. Повернулся и отскочил вправо, повинуясь безотчетному внутреннему приказу, и зверь сделал выпад своей могучей головой, самую малость не дотянулся до живота Куце и пронесся мимо. Куце мгновенно вскинул обездвиживающее ружье, целя в бедра зверя, но тот уже развернулся. Развернулся кругом и снова с грохотом пошел на охотника, и Куце отпрянул назад и в сторону среди кустов; зверь опять сделал выпад рогом и опять промахнулся. Куце спиной продирался через заросли, петляя, цепляясь за ветки, и зверь ломился следом за ним, вырывая с корнем кусты, чтобы добраться до Куце и казнить его. Куце продолжал лихорадочно отступать, пятясь, крутясь, спотыкаясь, и ветки полосовали его; весь в крови, сжимая в руках ружье, он с треском продирался спиной через кусты, выписывая в чаще зигзаги, и зверь все так же, с ревом, с налитыми бешенством глазами, корчевал кусты, добираясь до него, треск и топот заполнили весь мир, носорог неотступно преследовал Куце, норовя пронзить его рогом, подбросить в воздух и прикончить. С десяток метров ломились они через заросли, где видно от силы на два метра перед собой, и зверь все же добрался до ловца. В убийственном броске со всего маху вонзил ему рог в бедро до самой кости, и не было в потрясенном, рокочущем мире ничего, кроме страшного удара смертоносной головы и острого запаха зверя, и зверь напряг свою могучую шею и подбросил ловца вверх. Окровавленный Куце взлетел кубарем над чащей, и грозное доисторическое чудовище ринулось, фыркая, следом за ним, и, когда Куце, обливаясь кровью, с треском врезался в кусты, зверь снова ударил его. Не дав ловцу даже упасть на землю, вложил всю свою тысячу килограммов в новый удар, снова вонзил ему рог в бедро и подбросил его кверху, и Куце опять взлетел кубарем над чащей и опять упал на куст перед головой беснующегося убийцы, и тот в третий раз поддел его на рог. Бросил через себя назад, и Куце, окровавленный Куце, ломая ветки, описал в воздухе дугу и приземлился прямо на круп зверя, с лету оседлал убийцу. Взбешенный носорог растерянно опирался — найти этого человека, казнить его! Топая, злобно фыркая, он попятился в кусты с всадником на спине. Потом рванулся вперед и сбросил Куце на землю.
Сбросил и с грохотом затормозил. Куце приземлился на собственные ягодицы в каком-нибудь метре от задних ног носорога. Он по-прежнему сжимал в руках обездвиживающее ружье. Разъяренный зверь, сверкая глазами, вздымая могучие бока, продолжал растерянно стоять на месте; Куце, обливаясь кровью, неподвижно сидел в каком-нибудь метре за ним. Малейшее движение, малейший звук, и убийца развернулся бы кругом. Исполосованный, потрясенный, окровавленный, Куце смотрел на носорога, напрягая всю свою волю в мысленном приказе: «Ты не убьешь меня!» Пять долгих секунд это длилось. Обрызганный кровью неподвижный человек и тяжело дышащий четвероногий убийца с бешеными глазами. Наконец носорог фыркнул, наклонил голову и пошел напролом вперед через кустарник. Злобно сопя и фыркая, развил скорость и с треском исчез в зарослях.
Куце выронил ружье. Попытался встать — из-под шорт полилась кровь. Он крепко сжал обеими руками бедро возле самой большой раны.
— Капеса! — крикнул он.
Глава тридцатая
Часы показывали половину второго. Воды не было. Куце лежал на боку среди окропленных кровью кустов, загорелое лицо его побелело, волосы спутались, он обливался потом, который затекал в рваные раны на бедре. Скэммел лихорадочно делал перевязку, потрясенный Капеса крепко держал раненого, носильщики смотрели и ахали. И кровь — всюду кровь, шорты черные от запекшейся крови, красные струйки на ногах, черные блестящие сгустки на зеленых листьях, черные и красные капли на ветках высоко над головами людей, черное месиво на земле под охотником. Руки Скэммела, накладывавшего повязку, тоже были в крови.
— Я-то думал, ты его подстрелил и сидишь на дереве, — сказал Скэммел.
Он плотно закрыл зияющую рану марлевой подушечкой. Жена Куце давно заготовила перевязочный материал как раз для такого случая. Подушечка пропиталась кровью, Скэммел туго прибинтовал ее к бедру. Куце лежал, приподнявшись на локте, инструктируя его; лицо пепельно-серое, весь в испарине. Капеса поддерживал раненого за плечи.
— Подушечки слишком велики для остальных ран, — сообщил Скэммел.
Лицо его тоже посерело и покрылось испариной, окровавленные руки дрожали. Ему никогда еще не приходилось заниматься таким делом.
— Тогда введи тампоны, — сказал Куце. — Положи поглубже.
Скэммел взял добрый ком ваты. Куце зажмурился. Скэммел положил тампон поверх зияющей раны, сделал глубокий вдох, стиснул зубы и ввел тампон пальцами в глубину раны. Капеса крепко держал Куце. Мертвенно-бледный Скэммел схватил другой тампон, стиснул зубы и положил его в третью рану, после чего дрожащими окровавленными пальцами взял бинт и принялся лихорадочно обматывать им бедро Куце. Потом взял шприц с морфием, воткнул в здоровую ногу охотника и надавил на поршень. Велел принести радиостанцию и попробовал связаться с Невином в базовом лагере. Минут пять, обливаясь потом и чертыхаясь, крутил он ручку, но окаянный аппарат не работал. Тогда он оставил Куце на попечение Капесы и направился бегом в базовый лагерь.
Воды не было. Много лет назад Куце и Капесе доводилось охотиться вместе в этих краях, и они знали, что в эго время года воду можно найти лишь в девятнадцати километрах, у базового лагеря на реке Ньядове. Сначала, пока действовал морфий, вызывая у Куце легкую эйфорию, они заполняли ожидание разговором. Пока действовал морфий, то, что старик-прорицатель оказался прав, а он, Куце, ошибся, воспринималось Полем Куце как некая злая шутка. Правда, зверь не убил его, так что тут Куце оказался прав, никакой носорог не убьет Поля Куце, может быть, лев, может быть, слон, скорее даже браконьер, только не носорог. Но через час действие морфия кончилось, и вернулась адская боль, и к ней прибавилась жажда — сухость во рту, сухость в осипшей глотке, и струйки пота на восковой коже, и звон в ушах…
Они издалека услышали «лендровер», и он еще долго добирался до них. Боль и жажда здорово давали себя знать. Только в пять часов Куце смог, наконец, напиться воды. Они погрузили его в
