вдруг Стивен проснулся и сказал, обращаясь к ним обоим:
— Я хочу мамочку, а ты… уходи.
Кайл понизил голос, чтобы ребенок не мог разобрать, о чем он говорит.
— Он вас часто так называет? Мама?
Худое лицо его было суровым, и она нехотя ответила:
— Кроме того первого раза, когда вы привели меня к нему, только сегодня вечером. Да, и еще это было один раз сразу после аварии, когда его переносили в машину скорой помощи. Я тогда наклонилась над ним и была уверена, что его сбили с толку мои волосы. У них такой же цвет, как и у его мамы, — объяснила она. — Мои немного длиннее.
— Но у вас достаточно и физического сходства с ней, чтобы ввести его в заблуждение. — Он опять нахмурился. — Я сразу не понял. Это осложняет дело.
— Вы считаете, что я в чем-то виновата? — спросила Рейн.
— Нет. Но без вас все было бы проще, — заметил он, и в этой фразе она уловила двойной смысл. «Проще» не значит обязательно «лучше». — Сейчас вы делаете его жизнь намного приятнее, и я это ценю. И буду ценить, по крайней мере, до конца всей этой истории… когда Стивен и вы расстанетесь и оба будете чувствовать боль.
Об этом неминуемом финале ей уже говорило так много людей, что Рейн перестала принимать это всерьез. Жестоко ли, хорошо ли она поступала со Стивеном, позволяя ему привыкнуть к ней? Настанет день, когда он покинет госпиталь и уедет под присмотром санитаров, а она останется и вряд ли увидит его когда- нибудь вновь. Эта мысль была так нестерпимо страшна, что подсознание Рейн тоже блокировало ее, спасая от шока психику. И она заставляла себя соображать, что речь идет не о ней, а о ком-то другом. Только эти ее усилия и позволяли ей думать над этой проблемой и искать выход из, казалось, глухого тупика.
К счастью, ребенок вскоре снова заснул. Кайл, такой по-мужски красивый и загадочный, больше не предложил расстроенной Рейн никакой помощи. Она молча следила за ритмичным дыханием Стивена, лишь время от времени обращая внимание на Кайла, чье выражение лица прятало оттенок снисхождения и даже какого-то разочарования. Она видела такой взгляд Кайла и раньше, но до этого не могла его понять. «Со мной он тоже ведет себя, как с больным ребенком», — с горечью подумала она.
Рейн еще долго смотрела на спящего мальчика. Ушибы на его лице почти исчезли, и остался лишь синяк под левым глазом. Он становился все более привлекательным, и эта его красота происходила совсем не от хрупкости и младенческой невинности, так умиляющих нас в детях его возраста. Она была хороша именно обозначившимися чертами лица будущего юноши и мужчины. Рейн так или иначе услужливое воображение давало образ, чем-то смахивающий на Кайла.
Снова подумав о Кайле, она обнаружила, что в его глазах было какое-то отчуждение Они посмотрели друг на друга долгим взглядом, и она, уловив в них наконец проблеск доверия проговорила, запинаясь:
— Кайл… судите обо мне, как хотите, но я полагаю, что вы… вы так же вовлечены в эту историю, как и я.
— Стивен вовлекает меня… — сказал он, помолчав. — Я не могу объяснить это по-другому. — Синие глаза взглянули на нее с насмешкой. — Любопытно, что я думал, будто видел его раньше, но по больничным картотекам не нашел об этом никаких данных. Стало быть, здесь его никогда не лечили.
— Вы проверяли?
Кайл пожал плечами.
— Я же сказал.
— Это маленькое личико трудно будет забыть, — грустно призналась Рейн.
— И это много для вас значит?
— О, не надо, — застонала Рейн, и дух единения между ними стал исчезать. — Я продумывала возможные последствия моей… ну пусть даже глупости, много раз. Но… давайте лучше поговорим о Стивене, а не обо мне.
— Я думал, мы о нем и говорим.
Рейн не обратила внимание на его иронию.
— Вы думаете, с выздоровлением будут проблемы?
Кайл был слишком профессионален, чтобы попасться на такой крючок.
— Может быть, — сказал он уклончиво. — Худшее, что может произойти, это то, что ему придется снова учиться ходить. И придется привыкать к хромоте. Он с этим справится, если ему повезет.
Мысли вихрем понеслись в голове Рейн, одна другой печальнее. Значит, когда перелом срастется, мальчика перевезут в интернат для реабилитации детей-калек. И ни Кайла, ни Рейн не будет рядом, и они не узнают о нем больше ничего и никогда. Она уже чувствовала горечь расставания, и безутешное горе отразилось в ее глазах.
— Эй, взбодритесь, леди! — воскликнул Кайл. Он следил за ее взглядом. — Я знаю, что вас учили в торговом колледже, а у нас в медицине учат полагаться на худшее и готовиться к нему. Но вы ведь сами склонны верить в чудо, а когда в него верят, то оно часто случается. Стивен остался жив, и дела у него идут хорошо. В это вы можете поверить.
— Я знаю. — Она старалась улыбнуться и не смогла, затем склонила голову на спинку кресла. — Сначала я места себе не находила из-за его тяжелого состояния. Теперь я знаю, что он в хороших руках… в ваших, Кайл… Теперь я не боюсь за его жизнь, но меня убивают страдания этой несчастной маленькой души. Его маму отняли у него. Он неподвижен, среди незнакомых людей. И даже не понимает, что его ждет сиротский приют или воспитательный дом, где будет еще больше незнакомцев. Как маленький ребенок с этим справится? — Рейн слабо улыбнулась. — Спросите кого-нибудь и узнаете, почем в приютах фунт лиха.
— Вы? Вы можете об этом рассказать?
Как всегда его дедуктивные способности проявлялись быстро. Она прикусила нижнюю губу, сожалея о вырвавшейся фразе.
— Глупо было бы ворошить прошлое.
— Я так не думаю. — Кайл буравил ее своим взглядом. — Я чувствовал, что вы по-особому сострадаете Стивену. Это так, не правда ли? Я бы хотел знать, в чем тут дело, Рейн.
Рейн не видела пути к отступлению, хотя ей не хотелось раскрывать душу.
— Я совсем не помню свою маму. Мой папа оставил меня, когда мне исполнилось 5 лет. Вот такая история, Кайл. Я совсем не огорчена этим.
Но весь ее облик сейчас противоречил только что сказанному. Было видно, что она проста хотела бы поставить крест на своем прошлом раз и навсегда. Но Кайл не хотел ей в этом помогать.
— Что случилось потом?
— А как вы думаете? Разумеется, без родительского присмотра я росла непослушной, дерзкой и шкодливой девчонкой. Сверстники, бывало, дразнили меня, потому что в детстве я была тонконогой и беззубой, но я умела дать сдачи. До 18 лет я жила в воспитательных домах, пользовалась государственным пособием, чтобы учиться в школе торговли модными товарами, а остальное вы знаете. — Она рассмеялась. — Я понимаю, что это звучит как плохая мелодрама, но вы меня сами вынудили к признаниям.
— Уверен, если бы вашим родителям немного больше повезло, — сказал он серьезно, — вы были бы чудесной дочерью. Удивляюсь, что не нашлась какая-нибудь добропорядочная пара, чтобы удочерить вас.
Рейн ожидала увидеть в его лице хотя бы тень насмешки или покровительства, но не увидела ни того, ни другого.
— Может быть, всему виной мои рыжие волосы, которые отпугивали претендентов. Многие считают, что у рыжих трудный характер и непредсказуемое поведение… Ну, а что бы вы рассказали о себе?
— Да, теперь конечно, конечно. Я ваш должник, — сказал Кайл, и глаза его странно заблестели. — Ну, в общем, из четверых нас осталось только двое: папа и я.
— Что же произошло? — спросила она. Глаза ее смотрели участливо.
— Мама умерла, когда я учился в колледже, от болезни костей, которая медленно убивала ее год за годом. — Кайл болезненно нахмурился, словно принужденный разбередить старую рану, которая почти зарубцевалась. — Она провела много лет в кресле-качалке, но даже в те годы она никогда не выглядела
