начала работать над рекламой компании «Бейкерс лайтс», обращающейся прямо к женщинам: «Хочешь торта? Возьми дольку «Бейкерс»! Лишние фунты уйдут с «Бейкерс лайтс»!» Идея этой рекламы пришла сразу же, несмотря на то что мысли ее витали в заоблачных далях.
Опустив голову, она быстро и сосредоточенно записывала новые рекламные объявления для «Уондерланч» или «Бейкерс лайтс» от Поттера, придумывая запоминающиеся фразы и потрясающие картинки, радуясь искре оригинальных мыслей, живости, с которой она связывала слова, энергии, с которой взялась за эту работу, когда вдруг поймала себя на том, что просит соединить ее с «Савоем». Как это произошло, она не имела понятия; как она прекратила работу, не приняв сознательного решения?
Его голос в трубке. Богатый и звонкий на этой тонкой потрескивающей линии.
– Итак, что у нас в меню на сегодня?
Она будет сидеть, откинувшись в кресле, захлопнув дверь своего кабинета, с блаженной улыбкой кота, лакомящегося сметаной. Она скажет ему их судьбу; Бен Берни в «Кит-Кат-клаб»; напитки в кафе «Роял»; вино и сыр с компанией артистов и граммофоном в студии «Бламбери»; вечеринка на речном катере; пышная оргия по случаю дня рождения герцогини; цирк в Блэкхите. Дайамонд и Дьявол действуют из ночи в ночь, разъезжают на такси по всему городу в поисках более ярких огней, более крепкого мартини, более быстрого джаза и более пикантного кабаре. И каждый вечер будет кончаться в его номере в «Савое»!
Постель с О'Коннеллом напоминала обед в самом шикарном, богатом, экзотическом ресторане. И в меню присутствовало все, буквально все. Теперь ей казалось, что мужчины, с которыми она спала раньше, были почти пуританами. Она всегда инстинктивно знала, когда надо обуздать себя, как избежать ужасного: «Я думал, ты хорошая девочка». Она научилась напускать на себя застенчивый вид, делать скрытые намеки. Не нужно говорить, чего именно больше всего тебе хочется в постели, но с помощью тонкого намека можно заставить мужчину думать, что именно этого хочет он и все происходит по его воле. Она не представляла, что может быть иначе. Но с О'Коннеллом не было границ, ничего такого, чего нельзя было бы сказать или сделать.
Оставалось целых десять дней до свободного вечера. Она держалась на одном адреналине. День проводила в офисе, а ночи прожигала в вихре алкоголя и развлечений. За эти десять дней она появлялась в Хэмпстеде только от случая к случаю, чтобы вымыться, переодеться, попрощаться с родными и снова убежать. В конце концов ей понадобилась передышка. Обнять Тилли и Феликса. Хорошенько выспаться прежде, чем снова окунуться в водоворот бурной жизни.
У Эдны был выходной день. На столе стояла лучшая посуда, а Нэнси суматошно бегала то в кухню, то в столовую. Под фартуком на ней было темно-зеленое шифоновое платье, одно из лучших. Дети уже надели ночные рубашки, но им разрешили снова спуститься к взрослым. Мама без всякой необходимости гоняла их из одной комнаты в другую, полагая, вероятно, что если они задержатся на одном месте, то нанесут ущерб или комнате, или себе.
«Сегодня на обед придет Крамер», – поняла Грейс. И с этим пониманием внутри у нее что-то сжалось.
Она заглянула в кухню.
– Что ты готовишь?
– Шницель по-венски. – Нэнси отбивала тонкий розовый кусок телятины.
– Любимое блюдо Джона?
– Нет, насколько мне известно. – Нэнси продолжала стучать, но щеки ее покраснели. – Впрочем, полагаю, он бывал в Вене.
Ни о каком «полагаю» и речи быть не могло. Она, вероятно, в подробностях знала о его пребывании там, адрес его отеля, перечень всех музеев, театров и ресторанов, где он бывал.
У Грейс внутри еще сильнее сжалось, и ей пришлось глубоко выдохнуть, чтобы расслабиться.
«Все в порядке, – сказала она себе. – О'Коннелл твой, а Крамер принадлежит Нэнси. Все улажено, и тебе не о чем беспокоиться. Расслабься и приятно проведи вечер».
Крамер явился ровно в половине восьмого. Грейс, сидевшая с книгой в гостиной, услышала, как Кэтрин с восторженным возгласом приняла букет цветов и бросилась искать вазу. Наконец он появился в дверях гостиной. Рукава его рубашки были закатаны, а пиджак небрежно свисал с плеча. Почему-то он был слишком реальным. Волосы слишком блестели, глаза были слишком темными, смех слишком громким. Сам факт его присутствия в их доме был для нее потрясением. Заметив Грейс, Крамер бросил на нее далеко не случайный взгляд. У него немного напряглись плечи, и он бессознательно коснулся своих усов, словно боялся, что в них что-то застряло.
«Он чувствует то же самое, – поняла Грейс. – Ему не более приятно со мной, чем мне с ним!»
– Нэнси специально для вас готовит шницель по-венски. С квашеной капустой. – Она отложила книгу, но с места не поднялась, не будучи уверенной, что удержится на ногах. – Я решила предупредить вас на тот случай, если вы с трудом его узнаете!
– Не беспокойтесь! – Он снова дотронулся до усов. – Я знаю, что такое шницель по-венски с квашеной капустой.
– Да, но знает ли Нэнси? Ее кулинарный опыт не простирается дальше разогревания вареной ветчины и вареной картошки!
– Грейс! – Ему явно стало неловко. – Тогда ночью в «Тутанхамоне»... Я обидел вас и...
– Дядя Джон! Дядя Джон! – Тилли вприпрыжку ворвалась в комнату, ее светлые волосы рассыпались по плечам, в одной руке она держала мишку. – Я знаю наизусть «О всех созданиях, прекрасных и разумных!»[15]. Слушай!
Она встала в центре комнаты, перед камином, прямая и высокая, сцепив руки за спиной, и запела звонким девчоночьим голосом. Текст она знала назубок, хотя и заменяла «высокие воротники» на «пылающие цвета»[16]. Пока она пела, Феликс на коленках подобрался к Грейс сзади и разочарованно запищал, давая ей безмолвную команду взять и обнять его. Она так и сделала, ощутив комфорт, когда прижала к себе его теплое тельце, как обычно бывает, когда держишь на руках кошку. Когда же он завертелся как сумасшедший, она спустила его с рук и с раздражением увидела, как он пополз прямо к Крамеру и стал дергать того за брючину, чтобы он взял его на колени.
Исполнение гимна было награждено аплодисментами, и Грейс тотчас же подошла к Крамеру и с виноватым видом забрала от него Феликса.
– Дети, пора спать!
Тилли топнула ножкой:
– Ну, тетя Грейс! Я собиралась спеть «Вдали виден зеленый холм».
– Сейчас май, Тилли! Христос воскрес из мертвых неделю назад.
– Но мне нравятся песенки о смерти и крови!
– Типичная женщина! – Крамер поймал веселый взгляд Грейс.
– Вам повезло, что в этой комнате нет моей мамы. Она бы выгнала вас и за меньшее! Ну, давай, Тилли! В постель!
– Тетя Грейс, а дядя Джон будет моим папой?
Этот вопрос был задан неожиданно. Тилли любила задавать свои самые трудные вопросы после всех сказок, когда она свернулась калачиком в постели, а Грейс собиралась выключить свет.
– Ах, дорогая! – Она посмотрела в широко открытые глаза Тилли и увидела Джорджа. Серьезность Джорджа. Энергичность Джорджа. – Никто никогда не сможет заменить твоего папу! Он всегда будет с нами!
– Он вернется из мертвых, как Иисус?
– Нет, не совсем. Он будет жить в тебе, Тилли. В тебе и в Феликсе.
Но Тилли уже сердилась. Она захлопала кулачками по стеганому одеялу.
– Это ложь! Он ушел! Я не могу даже вспомнить его! Грейс попыталась обнять ее, но Тилли было не до объятий.
– Это несправедливо! У Элизабет новый папа. Он получил много медалей на войне, а теперь работает управляющим в банке и подсчитывает деньги. Я хочу, чтобы дядя Джон женился на маме, чтобы у меня был новый папа!
Грейс с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться.
– Папы – это не библиотечные книги, Тилли! Нельзя получить нового взамен старого. И вообще, может