— Я прошу у тебя прощения… — Все еще держа мою руку, так что я не мог ее забрать, она спросила своим обычным важным голосом, словно больше ничего не произошло: — Как у тебя дела с Криспом? Ты уже с ним говорил?
Я признался, что еще не нашел его. Так знатная молодая девушка спрыгнула с фонтана и решила, что ей лучше пойти и помочь. Я упомянул о том, что я внимателен, тверд и хорош в своей работе — и так далее. Прежде чем успел перейти к части о том, как я ненавижу, когда меня контролируют, Елена поспешно вывела меня из сада и пошла со мной, хотел я того или нет.
LI
Мне не следовало этого допускать. Ее отец не одобрил бы то, что его цветочек гдето слоняется, а мою работу лучше выполнять одному.
С другой стороны, Елена Юстина, казалось, всегда искала убедительный повод, чтобы игнорировать общественные устои, и когда мы прочесывали огромные приемные, я определенно сэкономил время, имея с собой человека, который мог узнать мужчину, которого я искал. Или на самом деле нет; потому что Криспа нигде не было.
— Он друг семьи?
— Нет; мой отец почти его не знает. Но Пертинакс знал. Когда мы были женаты, он несколько раз приходил на ужин… — Никаких сомнений, палтус в тмине.
Когда мы вышли на улицу в просторные строгие сады, которые простирались за пределы центральной части дома, рука Елены скользнула в мою ладонь. Я уже видел ее такой раньше. Елена ненавидела толпу. Чем больше было народу, тем сильнее она изолировалась от окружающих. Вот почему девушка держалась за меня; я все еще был для нее опасным человеком, но у меня было доброе лицо.
— Хм, — задумался я, когда мы стояли в самом конце сада среди благоухающих роз, оглянувшись на изумительные колонны огромной приемной. — Эта работа была бы приятной, если бы у нас было время получать от нее удовольствие… — Я наклонил свой венок под более обходительным углом, но Елена сурово ответила:
— У нас нет времени!
Она снова утащила меня в дом, и мы начали осматривать комнаты поменьше. Когда мы проходили через большой атрий, мимо нас шел один из сенаторов, ужинавший в триклинии. Они с женой уже уезжали с приема. Он кивнул на прощание Елене, а на меня бросил такой хмурый взгляд, словно я был всего лишь какимнибудь низким плебейским распутником, каких обвивают сенаторские дочери на подобных вечеринках.
— Это Фабий Непот, — вполголоса сказала мне Елена, даже не подумав забрать у меня свою руку, чтобы хотя бы просто уберечь старика от высокого давления. — Очень влиятелен в Сенате. Он пожилой и консервативный; не склонен играть…
— Смотрит так, будто мы можем подумать, что он один из потенциальных предателей, который, не получив должного впечатления, рано уходит домой!
Вдохновленные, мы поспешили в приемную поменьше, которая была украшена изображениями коринфских колонн, театральными масками, павлином, чтобы удовлетворить вкусу большинства, и возвышающимся дельфийским сосудом на трех ножках, чтобы добавить немного культуры для всех остальных. Крайне серьезный мужчина с бородой говорил о философии. Казалось, что он сам себе верил. Люди, которые удостоились чести услышать его выдуманную диссертацию, похоже, думали, что тоже поверят ему, — только природа не дала им необходимых средств, чтобы поймать его волну.
Я слышал его слова. Они показались мне ерундой.
Когда мы снова заглянули в триклиний, там сидела печальная Эмилия Фауста наедине с собой, перебирая струны кифары. Мы вышли, пока она нас не заметила, вместе безжалостно хихикая. Далее мы обнаружили длинный коридор с каменными скамейками для ожидающих клиентов, где стояли брат Фаусты и группа одинаково аккуратно постриженных аристократов с чашами вина, наблюдавших, как молодые слуги играют в кости на полу. Руф удивился, увидев нас, но не предпринял никаких попыток позвать Елену, так что я помахал ему, и мы поспешили дальше.
Казалось, Елена была не в том настроении, чтобы спокойно вернуться к нему. Сейчас ее дух был на подъеме. Она энергично шла впереди меня, распахивая двойные двери и быстро оглядывая присутствующих, словно и не замечала сквернословия пьяных или двигающихся человеческих парочек, которые сплелись с целью получения удовольствия. Как я тогда заметил, это был не тот пир, куда можно было бы взять с собой тетушку Фебу.
— Думаю, тетушка бы с этим справилась, — не согласилась Елена. Если говорить о моей собственной тетушке Фебе, то она, возможно, была права. — Но будем молиться, чтобы твоя мама никогда не узнала, что ты сюда приходил!
— Я скажу, что это ты меня привела… — внезапно улыбнулся я. Я заметил в ее внешности приятную перемену. — Ты вымыла волосы!
— Много раз! — призналась Елена. Потом она покраснела.
В одной из колоннад музыканты, приехавшие с испанскими танцовщицами, теперь бренчали и играли на флейтах для собственного удовольствия — примерно раз в шесть лучше, чем они играли для девушек.
Тем вечером фонтанам не везло. У одного из них в маленьком атрии с четырьмя колоннами мы увидели другого сенатора из триклиния, распластавшегося между двумя рабами, пока его невероятно, до беспамятства тошнило.
— Я не знаю, как его зовут, — сказала мне Елена. — Он много выпил. Это командующий мизенским флотом… — Пока он висел между рабами, мы некоторое время наблюдали за ним, наслаждаясь полнейшей недееспособностью командующего флотом.
После получаса безуспешных поисков мы оба остановились, досадно нахмурившись.
— О, это безнадежно!
— Не сдавайся; я его тебе найду… — Та часть меня, которая хотела фыркнуть, что я сам его найду, с радостью отступила перед второй частью, охваченной откровенной страстью. Когда у Елены Юстины от решимости горели глаза, она была восхитительна…
— Прекрати, Фалько!
— Что?
— Прекрати смотреть на меня так, — прорычала она сквозь зубы, — что у меня пальцы на ногах подгибаются!
— Когда я смотрю на тебя, то подругому не могу!
— Такое чувство, что ты собирался затащить меня в кусты…
— Я знаю места получше, — сказал я.
И потащил ее к пустой кушетке.
Как только я, наконецто, с удовлетворением обнял Елену, мне под ноги упал надоедливый пучок. Я приземлился на кушетку в грациозной позе, в которой любила видеть меня богиня судьбы — лицом вниз.
— Конечно! — воскликнула Елена. — У него отдельная комната! Я должна была об этом подумать!
— Что? Я чтото пропустил?
— Скорее, Фалько! Вставай и расправляй свой венок!
Две минуты спустя Елена снова привела меня в атрий, где она твердо по указаниям управляющего вычислила комнату для переодевания его господина. Через три минуты мы уже стояли в спальне с темнокрасным потолком, как раз в той части дома, что была обращена к морю.
Через пять минут после того, как мы вошли в его будуар, я узнал две вещи. Ауфидий Крисп носил костюм, который совершенно ясно выражал его амбиции: его парадное одеяние было густо выкрашено
