экстрактом тысячи морских раковин из Тира до насыщенного пурпурного оттенка, который, по мнению императоров, лучше всего подходил к цвету лица. Второе. Ему повезло больше, чем мне: когда мы вошли, на его кровати лежала связанной самая хорошенькая из танцовщиц. Ее роза была у него за ухом, а половина груди — у него во рту, пока он усердно бил в ее испанский тамбурин с захватывающей энергичностью.
Я подождал, пока он закончит. В моем деле вежливость всегда вознаграждается.
LII
Танцовщица проскочила мимо нас, унося свою розу, чтобы снова использовать ее гденибудь еще. По всей видимости, для нее это было быстро и привычно.
— Прошу прощения, сенатор; я отвлек вас от процесса?
— Честно говоря, нет!
Елена Юстина быстро села на стул, выпрямившись сильнее, чем обычно. Она могла бы подождать снаружи, хотя я был рад, что она осталась посмотреть, как я справлюсь. Крисп взглянул на нее без особого интереса, потом устроился в кресле, расправил свои пурпурные складки, снова просунул голову через лавровый венок, и уделил внимание мне.
— Сенатор! Я бы поблагодарил вас за приглашение на этот совершенно особенный пир, но я пришел с Эмилией Фаустой, так что «приглашение» — это не совсем то слово! — Он слегка улыбнулся.
Криспу было около пятидесяти пяти, но он обладал неутомимым мальчишеским взглядом. У него было смуглое лицо со слегка тяжелыми, но красивыми чертами, а также прекрасный ряд ровных зубов, которые, казалось, он отбеливал порошком из рога. Мужчина показывал их при любой возможности, чтобы подчеркнуть, какие это потрясающие зубы, и как их у него все еще много. Под венком, который он носил с таким видом, словно в нем родился, я заметил, как аккуратно парикмахер уложил ему волосы. Возможно, в тот же день, судя по жирному запаху галльской помады, который наполнял комнату.
— Что я могу для вас сделать, молодой человек? Вопервых, кто ты?
— Марк Дидий Фалько.
Он задумчиво подпер подбородок.
— Ты тот Фалько, который отправил домой моего друга Мения Целера с разноцветными синяками и болью в животе?
— Возможно. А может, ваш Целер просто поел плохих устриц и врезался в стенку… Я личный осведомитель. И один из посыльных, кто пытался доставить вам письмо от Веспасиана.
Когда он напрягся в кресле, атмосфера накалилась.
«Ты мне не нравишься, Фалько! Разве это не то, что я должен сказать? Тогда ответь чтонибудь типа: Все в порядке, сенатор; ваше мнение не так много значит для меня!» Тут я увидел, что это будет совсем не то, что убеждать верховного жреца Гордиана; Крисп собирался получить от нашего разговора настоящее удовольствие.
— Полагаю, вы сейчас вышвырнете меня отсюда, сенатор?
— Почему? — Он рассматривал меня с некоторым интересом. — Я понял, что ты осведомитель! Какие качества для этого требуются?
— О, рассудительность, предусмотрительность, конструктивные идеи, умение брать на себя ответственность, надежность под давлением — а также умение сбрасывать мусор в канализацию, прежде чем он привлечет общественное внимание.
— Почти те же, что и для управляющего! — вздохнул он. — Фалько, с какой целью ты здесь?
— Выяснить, в чем вы замешаны — что более или менее очевидно!
— О, правда?
— Существует множество государственных должностей, на которые вы могли бы претендовать. Для всех нужна поддержка императора — всех, кроме одной.
— Какое шокирующее предположение! — весело сказал Крисп.
— Простите — но у меня вообще шокирующая работа.
— Возможно, мне следует предложить тебе работу получше? — попробовал он, хотя со скрытым юмором в голосе, словно смеялся над собственной попыткой.
— Я всегда открыт для предложений, — сказал я, не глядя на Елену. Крисп снова улыбнулся мне, хотя я не заметил, чтобы посыпались какиенибудь грандиозные предложения.
— Ладно, Фалько! Я знаю, что Флавий Веспасиан подсунул Гордиану; что он предлагает мне? — То, что Крисп называл императора так, словно он все еще был обычным гражданином, четко выражало его неуважение.
— Как вы узнали о Гордиане, сенатор?
— По одной вещи: если венок, который сейчас на тебе, ты получил сегодня вечером у меня, то он пришел в той партии, которую я перевозил вдоль побережья из Пестума.
— Пестум, а! А кто еще, кроме разговорчивого продавца венков, распространяет слухи, что Гордиан собирается в Пестум?
Изза моего настойчивого возвращения к вопросу я заметил, как вспыхнули глаза Криспа, которые были достаточно карими, чтобы соблазнять женщин, хотя располагались слишком близко друг к другу, чтобы быть классически правильными.
— Он сам мне рассказал. Он написал мне о смерти его брата… — Крисп замолчал.
— Чтобы предупредить вас! — Барнаб.
— Чтобы предупредить меня, — мягко согласился он. — Ты пришел, чтобы сделать то же самое?
— Частично, сенатор; и чтобы поговорить.
— О чем? — взорвался он пренебрежительным тоном. Я вспомнил, что Криспу принадлежала половина Лация, вдобавок к его дорогому парадному наряду и изящному кораблю. — У Веспасиана нет денег. У него никогда не было денег; этим он и знаменит! Известно, что в течение всей своей государственной карьеры он был по уши в долгах. Будучи правителем Африки — самый благодатный пост в империи — он так катастрофически растратил все средства, что ему пришлось торговать александрийской сырой рыбой… Сколько он тебе платит, Фалько?
— Мало! — улыбнулся я.
— Тогда почему ты его поддерживаешь? — промурлыкал Крисп. Мне показалось, с ним легко разговаривать, возможно, потому что я считал, что его трудно обидеть.
— Я не особо его поддерживаю, сенатор. Хотя это правда, что я предпочел бы видеть во главе Рима человека, которому когдато приходилось задавать своему счетоводу хитрые вопросы, прежде чем управляющий смог оплатить счет мясника, чем какогонибудь сумасшедшего, как Нерон, который вырос, считая себя сыном и внуком богов, и думал, что ношение пурпура дает ему полную власть потакать своему тщеславию, казнить понастоящему талантливых людей, разорять казну, сжигать половину Рима — и заставлять зрителей за их же деньги проводить в театрах все дни напролет!
Крисп смеялся. Я и не надеялся, что он мне понравится. Я начинал понимать, почему все говорили мне, что он опасен; известные люди, которые смеются над твоими шутками, опаснее самого страшного преступника.
— Я никогда не пою на публике! — любезно уверил меня Крисп. — Достойный римлянин берет на работу профессионалов… Видишь ли, с моей точки зрения, — объяснял он, медленно убеждая меня, — после смерти Нерона мы видели Гальбу, Отона, Вителлия, Веспасиана, не говоря уже о многочисленных претендентах, кому даже не удалось пристроить на трон свой зад. И единственное, что делало каждого из них лучше других — например, лучше меня! — это то, что им просто повезло, поскольку в то время они занимали государственные посты, имевшие вооруженную поддержку. Отон склонил на свою сторону Преторианскую гвардию, в то время как все остальные оставались в провинциях, где легионы, которыми они командовали, были вынуждены превозносить их собственного правителя до небес. Так что если бы у меня была возможность находиться в Палестине в «год четырех императоров»…
Крисп замолчал. И улыбнулся. И разумно оставил недосказанными какиелибо заявления о
