— Ну, больше мы ничего не можем сделать, — вздохнул магистрат, сидя на кушетке и развернув свой атлетический торс, чтобы он мог дотянуться до стола на трех ножках и налить нам вина. — Можно также получить удовольствие…
Он был не тем типом, которого я бы предпочел в качестве компании, и я хотел уйти, но написание отчетов вызывало у меня сильное желание напиться. Особенно на деньги сенатора.
Я чуть не предложил вместе сходить в баню, но какаято счастливая случайность остановила меня. Я наклонился вперед, потянулся и слез, чтобы принести себе вина; вооружившись, я снизошел сесть с ним на кушетку, чтобы легче было чокаться бокалами, как близкие друзья, которыми мы не были. Эмилий Руф одарил меня своей спокойной, золотой улыбкой. Я с благодарностью принялся за его фалернское вино, которое было безупречным.
Он сказал:
— Прости, я мало с тобой виделся, когда ты обучал мою сестру. Я надеялся, что смогу это исправить…
Потом я почувствовал, как его правая рука ласкала мое бедро, пока он говорил мне, какие у меня красивые глаза.
LXIV
У меня была только одна реакция на подобные подходы. Но прежде, чем я успел ударить кулаком в его красивую дельфийскую челюсть, он убрал руку. Ктото, кого он никак не мог ожидать, вошел в комнату.
— Дидий Фалько, я так рада, что нашла тебя! — Горящие глаза, гладкая кожа и быстрая, легкая поступь: Елена Юстина, дорогая моему сердцу. — Руф, извините меня, я пришла к Фаусте, но поняла, что она ужинает не дома… Фалько, уже намного позднее, чем я ожидала, так что если ты возвращаешься в виллу, — невозмутимо попросила она, — могу я поехать под твоей защитой? Если это не нарушит твои планы и не доставит много хлопот…
Поскольку у магистрата было самое лучшее фалернское вино, я осушил чашу, прежде чем заговорить.
— Девушка никогда не может доставить много хлопот, — ответил я.
LXV
— Ты могла бы меня предупредить!
— Ты сам достукался до этого!
— Руф казался таким безукоризненным — он застал меня врасплох…
Елена захихикала. Она разговаривала со мной через окошко своего паланкина, пока я шел рядом с ним и ворчал.
— Ты выпивал с ним вино, расположившись на одной кушетке. Туника приподнялась над коленями; этот нежный беззащитный взгляд…
— Меня это возмущает, — сказал я. — Гражданин должен иметь право выпить, где ему хочется, без того, чтобы это расценили как откровенное приглашение к заигрываниям от мужчины, которого он едва знает и который ему не нравится…
— Ты был пьян.
— Неважно. Вообщето не был! Повезло, что ты пришла к Фаусте…
— Везение, — заметила в ответ Елена, — тут совершенно ни при чем! Тебя так долго не было, что я начала беспокоиться. На самом деле я видела Фаусту, но она ехала в другую сторону. Ты рад, что я пришла? — внезапно улыбнулась она.
Я остановил паланкин, вытащил Елену, потом отправил носильщиков вперед, пока мы шли сзади в сумерках, а я показывал, был ли рад.
— Марк, как ты думаешь, почему Фауста направлялась в Оплонтис? Она узнала, что коекто снова будет в вилле Поппеи ужинать с командующим флотом.
— Крисп? — застонал я и переключился на другие вещи.
— Что такого особенного в префекте Мизен? — удивлялась Елена, не впечатленная моими отвлекающими маневрами.
— Понятия не имею…
— Марк, я потеряю сережку; давай я ее сниму.
— Сними все, что хочешь, — согласился я. Потом я поймал себя на мысли, что задумался над ее вопросом. Чертов командующий мизенским флотом ловко встал между мной и романтическим настроением.
Не считая британской эскадры, на которую не обращали внимания почти все цивилизованные страны, римский флот расположился единственным возможным для длинного узкого государства способом: одна флотилия базировалась под Равенной, чтобы защищать восточное побережье, а другая у Мизен на западном.
Сейчас появились ответы на несколько вопросов.
— Скажи мне, — задумчиво начал я, обращаясь к Елене. — Не считая Тита и легионов, какова была ключевая черта кампании Веспасиана, чтобы стать императором? Что в Риме было хуже всего?
Елена вздрогнула.
— Все! Воины на улицах, убийства на форуме, пожары, лихорадка, голод…
— Голод, — сказал я. — В доме сенатора, я полагаю, у тебя все было нормально, а в нашей семье никто не мог достать хлеба.
— Зерно! — ответила она. — Вот что было в критическом состоянии. Египет обеспечивал целый город. Веспасиана поддерживал префект Египта, так что тот всю зиму сидел в Александрии, давая Риму понять, что именно он контролировал доставку зерна и без его доброй воли корабли могли и не прийти…
— Теперь представь, что ты сенатор с необыкновенными политическими амбициями, но тебя поддерживают только в изможденных провинциях типа Норика…
— Норик! — фыркнула она.
— Точно. Там не на что надеяться. В то же время префект Египта оказывает сильную поддержку Веспасиану, так что поставки гарантированы — но предположим, что в этом году, когда корабли с зерном показываются в поле зрения у полуострова Путеол…
— Флотилия останавливает их! — Елена была в ужасе. — Марк, мы должны остановить флотилию! Я представил любопытное зрелище, как Елена Юстина, словно богиня, выплывает на корабле из Неаполя, поднимая руку, чтобы остановить конвой, несущийся на всех парусах. Она задумалась: — Ты на самом деле говорил серьезно?
— Думаю, да. И понимаешь, мы говорим не о паре мешков на спине осла.
— Сколько? — педантично спросила Елена.
— Ну, пшеницу привозят из Сардинии и Сицилии; я не уверен в точных пропорциях, но писец в канцелярии префекта по продовольствию както сказал мне, чтобы нормально накормить Рим, ежегодно необходимо пятнадцать миллиардов бушелей…
Дочь сенатора позволила себе вольность присвистнуть сквозь зубы.
Я улыбнулся ей.
— Следующий вопрос в том, Пертинакс или Марцелл сейчас продвигает этот гнусный план?
— О, на него есть ответ! — заверила меня Елена в своей быстрой убедительной манере. — Это Крисп поддерживает флотилию.
