улыбнулся.
— Да, я слышал, что ты наслаждался нашими играми, когда был нашим … гостем.
Хрупкий контроль, который Алексиос обрел после идиотского трюка Кристофа, приблизился к разрушению, и он поднял свои кинжалы.
— Ты ближе к подлинной смерти, чем думаешь, так что может быть тебе лучше держать рот закрытым.
Бреннан начал обходить комнату по кругу, подбрасывая звездочки. Вид ледяных черт воина возымел причудливый успокаивающий эффект на людей, сгрудившихся в углах. Когда он проходил мимо каждой группы, они сжимались прочь от него и заглушали свои рыдания руками.
Бреннан проигнорировал их и задал вопрос.
— От этого несет какой-то формой контроля сознания. Можешь освободить их, Кристоф?
На противоположном конце комнаты от Бреннана Кристоф все ближе и ближе подбирался к лидеру, манипулируя большим количеством энергетических сфер — в этот раз по две в каждой руке. Его глаза пылали силой так ярко, что люди закрыли глаза при виде его.
— Может быть, мне просто убить старину Ксинона здесь и посмотреть, достигнем ли мы цели, — сказал он.
Вампир только откинул голову назад и рассмеялся.
— Вы хотите запугать меня, атлантийцы? Я прожил больше тысячи лет и пережил войну, голод и толпы деревенщин с пылающими факелами. — Ксинон остановился и покачал головой, серебряные кольца в его ушах вспыхнули на свету. — Это всё так банально. Но неужели вы на самом деле верите, что представляете для меня какую-то угрозу?
— Скажи нам, где эта злобная шлюха богиня держит лорда Джастиса, или я покажу тебе свою версию угроз, — прорычал Алексиос. Он метнул кинжал заранее подготовленным сигналом, и он, Бреннан и Кристоф все разом кинулись на вампира.
— Судя по тому, что я слышал, ваш лорд Джастис добровольно пошел в руки Анубизы, самой достойной богини Хаоса и Ночи, — насмехался над ними вампир, слегка шипя, поскольку его клыки удлинились, и принял подобострастную позу. — Возможно, он не хочет, чтобы его нашли. Возможно, даже сейчас он лежит в ее объятиях, наслаждаясь ее благосклонностью.
Прежде чем Алексиос успел двинуться или подумать, Бреннан выбросил свои руки вперед и вниз, и две из его серебряных метательных звезд полетели по воздуху так быстро, что даже атлантийское зрение Алексиоса мельком их заметило.
Одна за другой, звезды вонзились в шею вампира с такой силой, что первая рассекла шею наполовину, а вторая закончила работу. Пораженный и разъяренный Алексиос смотрел, как единственная их надежда найти Джастиса растворилась в шипящей луже кислотной вампирской слизи, которая прожгла ковер, добравшись до бетонированного пола.
Он развернулся лицом к Бреннану.
— О чем, ради девяти кругов ада, ты думал? Мы должны были заставить его разговориться, а не …
Слова застряли у него в горле, когда он увидел выражение лица Бреннана. Нигде не было видно векового спокойствия. Глаза Бреннана горели как литое серебро, а лицо исказилось, в то время как все его тело тряслось от того, что могло быть только гневом.
Гнев. В Бреннане, кто был проклят совсем не испытывать эмоций.
Низкий свист Кристофа вывел Алексиоса из транса.
— Что за черт? Бреннан? Столетия без эмоций, и ты выбрал этот момент, чтобы вывалить на нас это дерьмо?
Алексиос даже говорить не мог. Как будто внезапно все перевернулось вверх дном. Как если бы рыбы летали, а птицы плавали. Бреннан в ярости. Шок от этого поглотил все ясные мысли.
У Бреннана, очевидно, было, что сказать им всем. Поток горечи — резкие слова звучали лирично из-за интонации древнего Атлантийского языка — лился сквозь оскаленные зубы воина. Глаза Бреннана вспыхнули тем жутким металлическим серебряным цветом, когда он говорил, но только когда Алексиос увидел кровь, капающую со сжатых кулаков Бреннана, он понял, что воин все еще держал в руках острые метательные звездочки.
Бреннан казалось даже не замечал крови или боли, потому что продолжал разглагольствовать низким, хриплым голосом, теперь медленно повернувшись кругом, чтобы окинуть взглядом комнату и сжимающихся людей. Навязчивый рефрен[7] лился с его губ; все еще на древнеатлантийском, но конечно Алексиос понимал каждое слово. Это был, все-таки, их родной язык.
— Убить их. Убить их всех.
— Убить их немедленно.
Глава 5
Джастис стоял, в молчании наблюдая еще довольно долгое время после того, как пыль, поднятая копытами лошади, осела на каменистую почву. Последние лучи закатного солнца отбрасывали бледную мерцающую дорожку, как будто сама Матушка-Природа давала свое благословение, одобряя вести всадника.
Независимость.
Началом которой, по всей видимости, был ранний июль — то время, когда эти безрассудные и безумно храбрые люди объявили себя свободными от британского правления. Свободными от гнета далекой монархии. Свободными в борьбе за свое существование на земле, наполненной всеми известными и неизвестными опасностями. Конечно, после они зашли бы слишком далеко и попытались завоевать тех, кто жил на этих землях еще до того, как вновь прибывшие высадились на дальний берег.
Схема никогда не менялась. Сражение и завоевание. Победа или поражение. Мир был призрачной иллюзией, о которой мечтали только сумасшедшие.
— Мы знали, что это случится, — сказал Вэн, приближаясь, чтобы стать возле него. — Черт возьми, если мне не нравятся эти колонисты. Сила воли и смелость. Но, я думаю, что и местным жителям есть, что сказать. Особенно их лидеру Иллини. Он — хороший, сдержанный человек, но не отступит без борьбы.
Джастис вздохнул.
— Ты не ошибся. Но все-таки, я хотел бы, чтобы все было по-другому. И он повернулся, чтобы с неверием посмотреть на принца Атлантиды, на голове которого красовалась шапка из енота. — А может, сила воли и крупа?
Вэн фыркнул.
— Смелость, не крупа. Попытайся мыслить более высокими категориями, — ему нравилось сливаться с местным населением; теперь он маскировался под охотника за мехами. Джастис ухмыльнулся, вспомнив как велико было разочарование Вэна, когда он узнал, что в эти дни в Риме никто уже не носит тоги.
— Смелость — синоним храбрости. Многие из этих мужчин стали бы хорошими воинами, если бы решили выступить против оборотней и вампиров.
— Смелость или нет, оружие и желудки, полные бобов, не помогут им в борьбе с тем гнездом вампов, — ответил Джастис. — И нет, я все еще не хочу носить шапку, сделанную из мертвого животного, так что можешь меня больше не спрашивать.
— Прекрасно, продолжай свое ужасно скучное существование. Так или иначе, ты больше похож на аборигена, чем на французского ловца.
Это действительно было так. Из-за косы до пояса его принимали за местного или даже хуже — некоторое узколобые считали его метисом. На это ему любезно указывала реакция большинства… Но
