— Сигэмори вправе об этом просить. Он действительный глава Тайра и названый брат императора.
Киёмори бросился на жену и тряхнул за плечи.
— Думаешь, я дурак? — крикнул он ей в лицо. — Сигэмори хочет заполучить Кусанаги, вот что!
— Тс-с! Умоляю, говори тише! Слуги могут услышать!
— И пусть слышат! Пусть все узнают, какая у меня двуличная семейка! Что, Царь-Дракон заключил новую сделку? Только на этот раз с моим сыном!
Токико старалась дышать как можно ровнее.
— Это правда, я снова говорила с отцом. Оракулы сказали ему, что меч все еще может и должен быть передан кем-то из Тайра. На твою помощь, как я вижу, рассчитывать не приходится. Так почему не положиться на Сигэмори?
Киёмори наотмашь ударил ее по лицу.
— Предательница! Как наш внук, будущий император, сможет править без священного меча?
Токико втянула кровь из разбитой губы.
— Выслушай меня. Мы узнали, что у Кусанаги имеется двойник — копия, сделанная в давние времена. Ее хранили в святилище Исэ. Никто и знать не будет, что во дворце окажется поддельный Кусанаги.
— Поддельный?! — взревел Киёмори. — Просто чудно! А если моему внуку понадобится его колдовство, чтобы заставить людей падать ниц и повелевать ветрами, ты велишь ему довольствоваться подделкой?
Прибежавшие служанки замахали руками:
— Господин, уймитесь! Посмотрите, что вы наделали. Нельзя так обращаться с монахинями!
За спиной побежал шепот:
— Значит, верно говорят — Киёмори лишился рассудка!
— Отныне это не твоя забота, — сказала ему Токико. — Теперь и ты, и я носим серые одежды монахов, принеся один обет. Ты заявил, что отказываешься от всего мирского, и должен это сделать!
— Жене не пристало так говорить с мужем.
— Я старая монахиня и говорю, что мне угодно!
— Ты всегда говорила, что тебе угодно, — возразил Киёмори, отстраняясь, — и монашеское облачение здесь ни при чем. Я должен увидеться с Сигэмори.
— Оставь его!
— Придержи язык, жена. С тобой я уже разобрался.
Когда он вышел, слуги помогли Токико сесть и стали прикладывать к губе шелковые платочки. Токико отмахнулась, сказав:
— Бегите за ним, отвлеките как-нибудь! Предупредите Сигэмори!
Челядь поспешила исполнять ее приказание.
Тем временем Мунэмори улучил минуту для уединенной беседы со старшим братом.
— Правда, хорошо снова вот так встретиться? — начал он. — Теперь нам с тобой нечасто удается поговорить.
Сигэмори нетерпеливо вертел в пальцах кисть. Ему явно предстояло много чиновничьей работы, а Мунэмори, сам того не замечая, его отвлекал.
— Верно, мы отдалились друг от друга. Что поделать — веления долга часто лишают радостей единения.
— Веления долга? — усмехнулся Мунэмори. — Почему что-то должно нами повелевать? Мы же Тайра, брат! Самый могущественный клан во всей Японии, а может быть, и во всем мире! Можем поступать, как нам будет угодно!
— Вполне вероятно, — пробормотал Сигэмори.
— Я теперь военачальник императорской стражи, и у меня полно подчиненных, которые только и молят, чтобы я взвалил на них свою работу, — сказал Мунэмори. — Зачем мне их обижать? Теперь взгляни на себя: трудишься, словно жалкий распорядитель, а не министр двора. Над тобой уже смеются за глаза — говорят: «Вон идет Тайра Сигэмори, который сам пишет листки для прошений».
Сигэмори вздохнул:
— Стоит чиновнику запустить мелкие дела кабинета, как его самого пускают побоку. Ты ведь сам сказал, братец: мы, Тайра, вольны поступать как нам угодно. Я себе дело нашел.
— Поступай как знаешь. Слушай, до меня дошла весть, будто ты просил императора устроить тебя хранителем императорских реликвий…
Сигэмори тревожно заозирался:
— Откуда ты это узнал?
— Узнал отец. Он все знает. Но если Такакура согласится, может, я помогу тебе с этим бременем? Остальных посвящать не обязательно.
Мунэмори увидел, как глаза брата тотчас вспыхнули неодобрением.
— Если государь согласится, — сказал Сигэмори, — я не опущусь до такой низости, как присвоение чужого труда. То, о чем ты просишь, мне претит.
«Думаешь, я ни на что не годен, а, братец? — ярился в душе Мунэмори. — Думаешь, я всего лишь жалкий бездарь, никчемный третий сын, тогда как ты — драгоценный наследник и один заслуживаешь почестей и славы, так?»
— Как можешь ты рассуждать о благородстве, — тихо проговорил он вслух, — когда сам использовал чары против отца?
Сигэмори на мгновение прикрыл глаза.
— Я его не околдовывал. Просто хотел убедиться, что наши воины ответят на срочный призыв. Времена нынче опасные, а, значит, для нас ценно любое, даже малое, преимущество.
— Ты ведь не доверяешь отцу, верно? Не доверяешь ни мне, ни ему — никому, кроме себя!
— Это неправда.
— Прости, забыл. Матери ты доверяешь. Потому и перевез ее к себе — чтобы она поделилась с тобой тайнами Царя-Дракона.
— Я перевез ее сюда из сыновней почтительности. Долг всякого сына — заботиться о престарелых родителях.
— Я предлагал ей свое поместье, но она выбрала тебя. Доблестного Сигэмори. Отец надо мной потешается, мать знать не хочет, брат смотрит косо. Видно, нет в жизни места для бедного Мунэмори.
— Не говори так. Ты еще многого можешь добиться — стоит лишь захотеть!
— Неужели? И как же мне это сделать, когда люди загодя настроены против? Я предлагал Го- Сиракаве свои услуги, а он меня даже не принял, словно я пустое место. Фудзивара оттирают меня от любых важных дел при дворе. Как можно чего-то добиться в подобном положении? Конечно, все это было бы поправимо при поддержке отца, но он по-прежнему обращается со мной как с малым дитем!
— Не стоит так печься о его мнении, — тихо вымолвил Сигэмори. — Он в последнее время… сам не свой. Вернее, не изменился, что не совсем подобает тому, кто принял обет монашества. Боюсь, он не вполне владеет собственным духом и разумом.
В дверях показался слуга.
— Господин, ваш отец, Ки…
Его грубо отпихнули в сторону, и в комнату ворвался Киёмори.
— Отец! — Мунэмори встал и поклонился. — Мы как раз о вас говорили.
Киёмори его не заметил.
— Так, значит, твои слуги не лгут. Ты считаешь меня сумасшедшим!
— Это не так, — возразил Сигэмори. — Однако меня беспокоит ваше самочувствие.
— Больше, чем самочувствие Тайра?
— Не понимаю. Киёмори подался вперед:
— Ты впрямь намерен выбросить Кусанаги в море?
— Что?! — вскричал Мунэмори, но его никто не услышал. Сигэмори вытер лоб и тихо ответил:
— Если это вернет мир нашей земле, то да, я готов так поступить.
— Мир. — Киёмори выплюнул это слово, точно муху, попавшую в рот. — Стало быть, он тебе дороже
