Элейн оперлась на стойку.
— Может, скажешь, что все-таки происходит?
— Что ты имеешь в виду?
Элейн возмущенно закатила глаза.
— Ну, во-первых, ты выглядишь так, будто не спала целую неделю. Вздрагиваешь от каждого звонка. И я что-то раньше не замечала, чтобы ты ни до чего не дотрагивалась, боясь испачкать.
Звякнул колокольчик. Отем выпрямилась, но выйти не решилась.
Элейн приоткрыла за ее спиной дверь.
— Все в порядке. Это только клиент.
Отем проскользнула мимо нее к двери, бросив на подругу укоризненный взгляд. Хоть бы скорей привезли брошюры, подумала она.
Минут через двадцать подъехал рассыльный с брошюрами.
— Поговорим позже, — бросила Элейн, относя букеты в свою машину.
— Жду с нетерпением, — елейным тоном откликнулась Отем. Вынула из печи очередной противень с печеньем и пошла обслуживать появившегося посетителя.
Элейн вернулась около часа дня.
— Ты успела забрать Никки из школы? — спросила Отем, когда та вошла.
— Да, на обратном пути, — сказала Элейн и стала снимать пальто.
— Подожди, — остановила ее Отем. — У меня готовы еще шесть букетов. Ты можешь завезти эти заказы по пути домой. Они все, кроме одного, в твоем районе.
Элейн бросила на нее понимающий взгляд.
— Ты даже не хочешь выслушать мой отчет о доставке?
— Могу подождать до утра. Тогда наверняка подробности заставят меня проснуться.
Элейн ничего не ответила. Только покачала головой и снова стала носить корзинки с букетами в машину.
Утро следующего дня прошло почти так же, если не считать того, что они получили еще несколько заказов на букеты.
— Это все тот субботний вечер, — предположила Элейн после пятого заказа.
— Думаю, да.
— Но ты что-то не в восторге от этого, — заметила Элейн, обвязывая огромными бантами корзинки, в которых Отем разместила печенье.
— Нет, почему же?
— Просто не хочешь говорить, да? — Элейн прислонилась к стойке, наблюдая, как Отем заканчивает украшение букета, предназначенного для Марсии. — Симпатично получилось, — заметила она, когда Отем разукрасила сердечки печений голубыми и розовыми пинетками.
Отем отступила, любуясь своей работой — праздничным букетом для будущей мамы.
— Спасибо.
— Так ты расскажешь или нет, что произошло в субботу?
— Не знаю, — ответила Отем, стирая с рук глазурь влажной тряпкой.
Отложив сохнуть шесть только что украшенных печений, она принялась покрывать белой глазурью — основой для будущего украшения — печенья в форме купидонов и сердец, пронзенных стрелами. Этот букет предназначался для Миранды. Отем невольно поморщилась, будто стрела из теста могла ее уколоть и причинить боль. Сняв перчатки, она пошла в ванную за папиросной бумагой.
— Отем, ты что, плачешь? — Элейн тронула ее за руку.
— Да нет, я, кажется, простудилась.
— Ну хватит, дорогая, расскажи, что произошло. Почему ты сегодня такая молчаливая и подавленная?
Отем чихнула. Вымыла руки, снова натянула перчатки и вернулась к рабочему столу. Эти печенья, решила она, должны быть броскими, роскошными, под стать женщине, которой они предназначались.
— Представляешь, — сказала она, хотя в горле у нее стоял комок, — кому-то взбрело в голову назвать белокурую куклу Барби Мирандой.
— Ты ее видела? — заинтересованно спросила Элейн. — И всех остальных тоже? И что? Переживала весь конец недели? Вот почему у тебя такой вид, будто ты не спала несколько ночей. И до сих пор даже не поинтересовалась, как прошла доставка первых букетов.
— Миранду я видела, — призналась Отем, вмешивая блестящие кристаллики сахара в ярко-красную глазурь. Она рассказала, что танцевала, видела букеты, над которыми они столько трудились всю прошлую неделю, и с глубоким вздохом закончила: — Миранда была там с Брэдом. — И уже по инерции, не в силах удержаться, добавила: — А я поняла, что влюбилась в него.
— О, дорогая… — веселым тоном начала было Элейн, но под взглядом Отем умерила свой пыл и тихо закончила: — Да, плохи дела…
— Но я справлюсь с этим, — потухшим голосом ответила Отем.
— Нет, Отем! — сочувственно воскликнула Элейн. — Не надо. Он так… так… подходит тебе.
— Да, подходит. Но проблема в том, что я не подхожу ему. И кажется, теперь я поняла, почему от нас ушла моя мать.
— Почему? — ошеломленно спросила Элейн.
— Я не виню отца, — поторопилась добавить Отем. — Но я вдруг осознала, что большую часть своей жизни прожила, стараясь оправдать его надежды и угодить ему. Если моя мама была такой же несовершенной, как и я, ей не позавидуешь.
— Но какое отношение все это имеет к Брэду?
— Брэд такой же, как мой отец. Красивый, честолюбивый, сильный, уверенный в себе…
— Все ясно, — перебила ее Элейн. — Можешь не перечислять его достоинства.
— У него вполне определенные взгляды на то, как он хочет прожить остаток жизни. А я все еще нащупываю свою дорогу. И перспектива жить по его законам меня пугает. Даже пробовать не хочу.
— А он хочет, чтобы ты попробовала? — осторожно спросила Элейн.
— Думаю, да.
— Он тебя любит?
— Не знаю. — Печенье, которое Отем заканчивала разрисовывать, вдруг сломалось у нее в руке.
Элейн кинулась за другим. Они на всякий случай испекли запасные.
— Ты забыла назвать еще одну его черту. Ведь ты нужна ему при условии, что сумеешь приспособить свою жизнь к его требованиям. Но это же эгоизм.
— Какой это эгоизм, если человек знает, чего хочет, и всего добивается? — попыталась защитить Брэда Отем. — Я восхищаюсь такими людьми. Ведь ты тоже такая, — улыбнулась она своей подруге.
— Значит, выхода нет?
— Видимо, нет, — ответила Отем. Другое печенье она просто обвела по контуру красной глазурью и сделала надпись: «Счастливого Дня Св. Валентина!» Потом осторожно поместила его в букет, предназначенный Миранде. — Видимо, нет, — уныло повторила она.
Глава десятая
Прошел День Святого Валентина, февраль сменился мартом, который тоже подходил к концу. И Отем, будто по иронии судьбы, обнаружила, что постепенно, робко, но меняет свою жизнь так, как хотел Брэд.
За два месяца до окончания срока аренды она стала подыскивать для «Сладких радостей» другое помещение. И решила, что будет заниматься исключительно букетами. И часы работы у нее будут нормальные — с девяти до пяти или шести.
Элейн была в раздумье: то ли перейти в новый магазин и продолжать работать с Отем, то ли
