чтобы влезть. Их было так много, что безумные усилия людей со всех сторон лодки не дали ей опрокинуться.
Мужчина бегом вернулся ко мне, подвел к поручням и указал на кусок веревки, привязанный к ним. Из- за дыма и огня я не видела, как он устроил этот путь к спасению. Ему не пришлось ничего объяснять. Я инстинктивно знала, что делать. Я ухватилась за канат, перелезла через поручни и съехала прямо в лодку.
Кто-то оттолкнул ее от пакетбота. Я посмотрела вверх, надеясь, что мой благодетель спускается по канату и успеет вовремя оказаться на борту. Но я даже не увидела его. Кто-то нашел весла, и лодка быстро пошла по воде.
В ту минуту мне показалось чрезвычайной жестокостью то, что тех, которые пытались взобраться к нам в лодку, безжалостно отталкивали, по рукам отчаянно цеплявшихся за борта людей пассажиры били и колотили кулаками. Но если бы кто-то влез в ял и в него залилась вода, мы бы все утонули.
Я почувствовала рядом с челном мягкий прибрежный ил. Все как можно скорее выскочили из лодки. У двоих мужчин достало мужества и здравого смысла оттолкнуть лодку от берега, влезть в нее и начать грести назад, чтобы попытаться спасти нескольких боровшихся за жизнь людей.
Я спрашивала себя, что сталось с мужчиной, спасшим меня, но не с моими родителями: я знала, что они, без сомнения, мертвы. Я все еще была слишком охвачена страхом, чтобы сейчас оплакивать их судьбу. Я стала ходить, пытаясь помочь некоторым из раненых и в то же время ища мужчину, который, вне сомнения, спас мне жизнь.
Я нашла его в нескольких сотнях ярдов, он отчаянно разыскивал меня. Издали увидев друг друга, мы понеслись навстречу с распростертыми объятиями, и через мгновение он крепко прижал меня к себе.
– Я думал, что потерял вас, – сказал он. – В этом яле было так много людей…
– А я думала, что вы остались на пароходе. Даже не знаю…
Дальнейший разговор был прерван грохотом ужасного взрыва на пакетботе. Пушечный порох наконец выпалил. Части судна взлетели в небо, другие с сильным плеском упали в воду. Должно быть, много людей было убито падавшими обломками, ведь их было множество.
Я крепко прижалась лицом к тужурке мужчины и так горячо вцепилась в него, словно бы решила никогда не отпускать. Он повел меня прочь, и я слепо шла за ним, все еще уткнувшись лицом в его грудь. Наконец мы вышли на сухое место, и он усадил меня на траву. Он сел рядом.
– Я скорблю о ваших матери и отце, – тихо сказал он. – Вам нужно понять, что для них ничего нельзя было сделать. Вы вправе скорбеть о них, но не теперь. Вам нужно подумать о себе. Как и мне.
– Я знаю, – сумела я выговорить. – Я очень благодарна вам за то, что вы сделали. Уверена, что если бы не вы, меня бы не было в живых.
– Вы сделали это сами, – уверил он меня. – Теперь отдохните. Прислонитесь ко мне. Думаю, мы настолько друзья, чтобы поддерживать друг друга. Если вам хочется заплакать, я это тоже пойму.
– Потом, – сказала я. Я прислонилась к нему, как он предложил. – Еще раз спасибо вам. Я даже не знаю, кто вы.
– Меня зовут Дэвид Бреннан.
– Я никогда не забуду вас, мистер Бреннан. Я Джена Стюарт.
– Джена? Никогда раньше не слышал такого имени. Оно мне нравится. Да… Очень. Джена… Оно прелестно звучит. Как музыка. Я музыкант.
– Вы играете на каком-то инструменте? – спросила я. Он занимал меня такими прозаическими вопросами, и я на время забыла о происшествии.
– Я играю на нескольких инструментах, но вообще-то я дирижер. На следующей неделе я должен выступать в Новоорлеанском оперном театре, но теперь я не уверен даже в этом.
– Надеюсь, вы будете великолепны, – сказала я.
– Спасибо. Мне это обязательно нужно. Теперь я потерял все, что имел, кроме совсем маленькой суммы денег. Вот что бывает, когда возишь их с собой. Все мое состояние было в одном из чемоданов, а он теперь, скорее всего, сгорел дотла.
– Мне жаль, мистер Бреннан.
– О, я не пропаду. А как вы?
– Я не знаю. – Я чуть было не добавила, что все, что у нас было, тоже, вероятно, сгорело дотла, но не хотела, чтобы он тревожился за меня, и не желала, чтобы делился со мной своими скудными деньгами. Он сделал уже достаточно.
– У меня есть родственник… Я могу поехать к нему, – добавила я, – пожалуйста, не беспокойтесь обо мне.
– Моя привилегия – беспокоиться о леди, которым я помог спастись, – с улыбкой сказал он. – А сейчас нам лучше позаботиться о своей одежде. Мы насквозь промокли, и счастье, что день теплый. Полагаю, нас на чем-нибудь подвезут до города. Поищем сейчас транспорт?
– Да, – сказала я. – Здесь нам… больше нечего делать.
– Я хотел бы, чтобы это было не так. Мне жаль, Джена. Мне очень, очень жаль.
Я не ответила, потому что боялась расплакаться. Вместо этого я позволила ему взять меня за руку и вести к пыльной дороге, вниз по которой мы шли, пока не подошли к группе потрясенных людей, оставшихся в живых. Мы были теперь на небольшом холме, возвышавшемся над рекой. Груда обломков – вот все, что осталось от гордого пакетбота, который пытался побить рекорд скорости. Пароход был разрушен.
Мистер Бреннан оставил меня с двумя женщинами, которые явно нуждались в поддержке. Я успокоила их и помогла выжать речную воду из разбухшей одежды. Занятие делом благотворно сказывалось на мне, и мистер Бреннан, кажется, знал это, так как, вернувшись, поручил моим заботам трех-четырехлетнюю девочку, которую пока никто не искал.
