что я правильно сделала, поколотив ее, ведь не пошла же жаловаться мистеру Дункану. Нет, мисс, она получила это по заслугам, а теперь вы… вы приходите и говорите, что ее убил Уолтер…
– Итак, вы думаете, что Мари мертва? – настаивала я.
– Я никогда этого не говорила. Не знаю, жива она или мертва. Я только рада, что ее нет здесь и она перестала дразнить бедного Уолтера, словно он девятилетний ребенок. Я ее ненавидела. Не огорчусь, если ее никогда не найдут.
– Значит вы оберегаете Уолтера, – сказала я. Моя догадка оказалась верной. – Одетта, я не желаю вреда Уолтеру. Я его не обзывала, не насмехалась, даже если бы и стоило после шуточек, которые он со мной сыграл. Единственное, что я знаю, – это то, что не выйду за него замуж, как, по-видимому, того желает мистер Дункан.
– Уолтер не хочет вас. Он мне это сказал. Я знаю, чего он хочет, и это не вы, моя изысканная мисс. Самое лучшее, что вы можете сделать, – это уехать.
– Если бы все было так просто, – сказала я.
– Вам не следовало обращаться к мистеру Дункану за помощью.
– Одетта, я не знала этого человека. Я потеряла родителей и все, что у нас было. Власти хотели знать, есть ли у меня какие-то друзья или родственники, и я ответила правдиво. Вы ведь не пожелали бы, чтобы я солгала на этот счет?
– Это лучшее, что вы могли бы сделать – самое лучшее для всех нас. Для Уолтера, для вас и остальных.
– Всего доброго, Одетта, – сказала я.
Я вопреки желанию Клода вышла из дома, но была зла и несколько озадачена. Я хотела поразмыслить, побыв одна. Прогулка по имению могла бы дать мне возможность попробовать разрешить новую проблему. Осознавая, что там меня может подстерегать опасность, я настроилась не удаляться от дома, а держаться возможно ближе к нему и жилищам работников. Когда вокруг народ, опасность нападения меньше. Близ жилья работников были десятки людей. Много женщин и детей. Я часто слышала шумные детские игры.
Я ступила на пыльную дорогу между жилищами. Вдруг шум затих. Дети уставились на меня, женщины метнулись внутрь домиков. Одна маленькая девочка, коричневая, как орех, робко приблизилась ко мне. Я протянула к ней руки. Она с коротким счастливым криком побежала ко мне. Прежде чем усадить, я крепко ее обняла.
– Ты очень милая девчушка, – сказала я. – Рада, что ты меня не боишься.
– Мама говорит, что когда приходят люди из большого дома, нам следует убираться с дороги, – ответила она.
– Вот и нет. То, что мы живем в большом доме, вовсе не означает, что мы не любим детей. Кто вам это сказал?
Этот вопрос я задала громко, так как знала, что матери прислушиваются. Около дюжины их показалось из домиков. Большинство других, как я потом узнала, были на полевых работах. Стройная привлекательная женщина, заявившая свои права на маленькую девочку, положив руку ей на плечо, изобразила робкую улыбку.
– Приятно, что вы пришли, мэм.
– Мне следовало бы прийти гораздо раньше, – сказала я. – Отныне я буду это делать. Возможно, смогу научить детей новым играм… что-нибудь делать. Для меня тоже будет занятие.
– Пожалуйста, в любое время, мэм.
– Вам было приказано сторониться нас? – спросила я.
– Нет, мэм. С нами обращаются прекрасно.
– Тогда почему дети убегают и почему вы не остались снаружи, чтобы поздороваться со мной?
– Это из-за другой. Она нас не любила.
– Другая? Вы имеете в виду женщину, которая была замужем за Уолтером и которая исчезла?
– Да, мэм. Ее. Она обычно приходила с криком, что слишком шумно. По-моему, ей не нравились дети. Вам, я вижу, нравятся, мэм.
– Я их люблю, – согласилась я. – Видно, что обо всех них очень хорошо заботятся. Я с удовольствием буду навещать их. – Вот она я – рассуждаю о будущем, а сама лишь хочу поскорее убраться отсюда. Но я надеялась, что наступит время, когда я смогу приходить сюда и развлекаться с детьми. К нам присоединились другие матери, и мы некоторое время весело беседовали и болтали. Я покидала их в гораздо лучшем расположении духа. Я задумала поискать каких-нибудь игрушек. Если найти не удастся, то, возможно, мы сами сможем какие-нибудь смастерить.
Я шла вдоль длинного ряда домиков. Я чувствовала себя здесь в полной безопасности, ведь вокруг было так много людей. В конце улицы я увидела на некотором отдалении рощу высоких, видавших виды дубов. Это был участок с деревьями посреди обработанной земли. Я подумала, что в этом должен быть какой-то смысл, и, пройдя туда, обнаружила, что нахожусь посреди кладбища.
Я знала, что все захоронения были в склепах, так как влага под почвой не позволяла хоронить обычным способом. Я уже видела в Новом Орлеане несколько подобных могил над землей. Некоторые были очень сложной конструкции, другие совсем простыми, но они создавали впечатление целых городов.
Это кладбище было небольшим, и я поняла, что оно семейное и, возможно, работников плантации. Было четыре больших склепа, украшенных фигурами ангелов, цементные двери были закрыты и ограждены железными решетками филигранной работы.
Была также длинная стена в сотах из открытых ниш вперемежку с закрытыми. Каждый замурованный склеп имел пластину с выгравированным именем покойного, датами рождения и смерти. Мне было интересно, в скольких склепах похоронены бывшие рабы.
